Понимала ли я это на подсознании? Возможно. Но отказывалась думать об этом. Была рада тому, что Никита наконец-то мой.
Я нахожусь в агонии. Истязаю себя заточительством. Я хочу умереть. Какой теперь смысл в моей жизни? Зачем мне жить, если Никита больше не со мной? Зачем мне жить, если у него будут другие девушки? А я буду смотреть на них на страницах светской хроники и медленно умирать.
Я не хочу ничего знать о нем. Не хочу видеть его счастливого на страницах спортивных газет и журналов. У него будет полная яркая жизнь, а моя уже закончилась. Навсегда закончилась.
Через несколько недель заточения папа выбивает ногой дверь в мою комнату. Родители суетятся, мама зачем-то вызывает скорую. Я отказываюсь ехать. Зачем мне в больницу? Лучше пускай сразу везут меня в морг. Почему я ещё жива? Почему я ещё дышу? Зачем? Я не хочу.
Как я мечтаю, чтобы меня все оставили в покое, чтобы меня никто не трогал. Мне не нужна ничья забота. Отстаньте от меня. Уйдите. Не надо меня спасать. Нельзя спасти того, кто разрушен до основания. Нельзя вернуть к жизни того, кто потерял ее смысл.
Никита был для меня всем. Не было ничего выше и больше, чем он. Никита был моей жизнью. Моим счастьем. Моей радостью.
Никита был моим Богом.
А теперь Бог покинул меня. Ушел. Забыл.
Они все мельтешат, как бельмо в глазу. Мама, папа, друзья. Зачем родители их позвали? Зачем приезжает Соня? Я не хочу ее видеть. И Ульяну не хочу. И Вову.
Господи, Вова… опять он со своими цветами. Неужели не понимает, что никогда не заменит мне Никиту? Никто не заменит.
— Да оставьте вы меня все! — кричу. — Оставьте! Вы мне не нужны!
Мне никто не нужен, кроме Никиты. Я никого не хочу видеть, кроме него. Вы все не можете меня воскресить. Только Никита способен. Моя жизнь ему принадлежит.
Я убегаю от них. Ныряю в угги, хватаю пуховик и выбегаю в подъезд. Одеваюсь в лифте на ходу. Телефон с собой не беру. Не хочу, чтобы они звонили и искали меня. И надоел этот телефон. Больные фанатки снова активизировались и посыпали угрозы: «Смотри на улице по сторонам». Так и хотелось ответить им: «Мы расстались, забирайте его себе, он ваш».
Январский холод морозит не на шутку. Я не знаю, какое сегодня число, но Новый год был давно. Может, неделю назад или больше. Наверное, Никита уже уехал. Его машина стоит в нашем дворе, засыпанная толстым слоем снега. Смотрю на неё и разлетаюсь на осколки, вспоминая, сколько времени мы проводили на заднем сиденье. Как я на этом самом заднем сиденье сходила с ума в его руках.
Разворачиваюсь и убегаю, куда глаза глядят. В новогоднюю ночь я не могла перестать думать, где Никита, с кем празднует. С родителями ровно под моей квартирой? Не пришел ко мне, не поздравил.
И никогда больше не придёт.
Слезы не заканчиваются. Струятся по лицу, капли замерзают на щеках. Под ногами хрустит снег, вокруг так темно, что не видно дальше своего носа. Я не знаю ни который час, ни где я нахожусь. Ушла очень далеко от дома. Похоже то ли на сквер, то ли на парк. В темноте непонятно. Вокруг ни души.
Я останавливаюсь, чтобы кожей прочувствовать свое одиночество. Родители, друзья — это ничто. Без Никиты я одинока. Зачем мне кто-то, если нет его? Мне только Никита нужен, больше никто.
Сзади слышится хруст снега. Вздрагиваю. Оборачиваюсь. Никого не видно, только шаги слышны. Они становятся ближе. Приближение чужих людей немного отрезвляет.
Кто это? Они идут ко мне?
В темноте появляются очертания фигур. Они приближаются. В уши врезается громкий свист, а затем смех.
— Привет, — обращается ко мне мужской голос. — Наконец-то ты из дома вышла, а то мы уже устали тебя караулить.
Плохое предчувствие медленно расползается под кожей. Но, как ни странно, нет ни страха, ни паники. Инстинкт самосохранения выключен.
Фигуры подходят совсем близко. Настолько близко, что я могу рассмотреть. Их трое. Крепкие парни в чёрных куртках и чёрных шапках. Лица каждого скрыты под толстым слоем щетины.
— Ты ведь телка того футболиста? — спрашивает парень по центру.
— Да, это она, — отвечает за меня его приятель.
Я гляжу на незнакомцев во все глаза, не понимая, что происходит.
— Вы кто? — сиплю. — Что вам от меня надо?
— Тебя ведь предупреждали осторожнее ходить по улице, — ухмыляется третий. — Надо было слушать.
— Зря ты из дома вышла, — добавляет первый.
Я в такой растерянности, что не сразу понимаю, о чем они. А потом до меня доходит.
Фанатки. Их угрозы.
О Господи… они что, подослали ко мне этих головорезов?
Резко разворачиваюсь, но и двух шагов сделать не успеваю, как меня хватают за капюшон.
— Ишь, какая прыткая, — говорит один из них. — Мы с тобой ещё не закончили.
— Отпустите! — только и успеваю выкрикнуть прежде, чем получаю сильный удар в живот.
Сгибаюсь пополам и реву от боли. Потом следует ещё один удар в живот и ещё. Я падаю на снег, и все трое начинают обрушивать на меня удары ногами. Кричу, пытаюсь закрыться руками. Уже не разбираю, куда меня бьют: по голове, в живот, по спине, лицу. Все превратилось в одну сплошную боль. Как будто кости ломаются. Или не как будто? Или мне их правда ломают?
Белоснежный снег вокруг меня покрывается красными пятнами. Мой голос сорван, я не могу больше кричать. Перестаю и закрываться руками. Принимаю удар за ударом, пока сознание не начинает медленно отключаться.
— Ладно. Думаю, хватит, — улавливаю их слова. — А то ещё коньки отбросит.
Удары прекращаются, но боль не становится меньше.
— А я б ей вдул ещё, — говорит другой.
— Ты дебил? Задание было только разукрасить ее.
— И че? Футболисту можно ее трахать, а мне нет?
— Пойдёмте уже отсюда быстрее, она визжала как свинья на забое. Щас ещё прибежит кто-нибудь.
— Ладно, — нехотя соглашается. — Футболисту своему привет передавай, — ржёт, видимо, ко мне обращаясь.
Они уходят, оставив меня лежать на снегу и морозе в луже собственной крови. Я не могу встать, не могу пошевелить ни руками, ни ногами, ни пальцами. Боль нарастает. Доходит до критической отметки. Достигает своего апогея.
«Вот она, смерть, которую я звала?», успеваю подумать.
Веки смыкаются. Наконец-то я умру. Я так об этом мечтала. Я так этого хотела. Больше не будет дней без Никиты. Я рада. Спасибо им, что убили меня.
Прежде, чем сознание окончательно отключается, успеваю почувствовать, как низ живота простреливает новым болевым спазмом. И ощущение — как будто из меня жизнь выходит.
Глава 44. Пепел и руины
Лиля
Я медленно разлепляю веки и не понимаю, где нахожусь. В глаза бьет яркий свет от лампы в потолке. Морщусь. В голове тут же отдаёт резкой болью. И внизу живота больно. И в спине. И при каждом вдохе.
Издаю мычащий нечленораздельный звук. Ощущаю суету рядом. Снова пытаюсь открыть глаза. Девушка в белом халате и медицинской маске нажимает кнопки на каком-то пищащем аппарате возле меня.
— Я сейчас позову врача, — обращается ко мне.
— Больно, — хриплю.
— Я добавлю обезболивающего.
Проводит какие-то манипуляции с капельницей, и через несколько секунд по позвоночнику струится холод.
— Где я? Что произошло?
— Ты в реанимации. Врач все тебе расскажет.
Девушка в белом халате отходит к другой койке. Я снова закрываю глаза, пытаясь вспомнить, что произошло. Сквозь головную боль в сознание врываются отрывки произошедшего.
Расставание с Никитой.
Затворничество в своей комнате.
Побег из дома от родителей и друзей.
Трое незнакомцев.
В горле ком образовывается. Я все помню. Все, что со мной сделали эти изверги. Помню их удары по голове и телу. Помню багряную кровь на белом снегу. Помню болевой спазм, которым прострелило низ живота перед тем, как я провалилась во тьму.
— Привет, — раздается над ухом мужской голос. — Пришла в себя?
Открываю глаза. Рядом со мной садится молодой мужчина в белом халате.
