Тишина. Это приятно, но длится недолго. Мистер Мэлони выходит в свой сад и принимается мести дорожки.
– Их нельзя мыть из шланга, – говорит он, заметив, что я за ним наблюдаю. Наклоняется и что-то скребет щеткой. – Они от этого портятся. Мне нужно все прибрать к приезду Эльзы. Она завтра возвращается домой.
– Как замечательно, Джимми.
– Все не то, – бормочет он, распрямляется и идет ко мне. Мы встречаемся на границе, там, где кончаются его кусты и трава и стоит моя машина.
– Без нее?
– И с ней, и без нее. Она уже не та. Инсульт, знаете, это… – Он кивает, как будто слушает сам себя и соглашается с тем, как мысленно закончил фразу. – Она уже не та. Но Марджори все равно будет очень рада. Я там в доме тоже прибрался, только не знаю, заметит ли она.
С тех пор как доктор Джеймсон вернулся с отдыха, Марджори уже не на моем попечении, но, сколько я успела заметить, мистер Мэлони не очень хорошо справлялся без жены. В кухонной раковине громоздилась гора грязной посуды, из холодильника попахивало. Мне не хотелось вторгаться в чужой быт, но посуду я все же помыла и выбросила из холодильника протухшие овощи. Он так привык, что о нем заботятся, что не обратил на это внимания, ну или, во всяком случае, ничего не стал говорить. Честно говоря, я сомневаюсь, что доктор Джеймсон, несмотря на свою вовлеченность в жизнь соседей, станет мыть грязные тарелки. Так далеко, надо полагать, его обязательность не простирается. Хотя… если вспомнить, что он сидел с тобой в саду до половины четвертого утра… И о чем вы только беседовали – ты, пьяный в стельку, и он, в пуховике и с летним загаром, – ума не приложу.
Я почтительно молчу, понимая, что мистер Мэлони и не ждет ответа. Потом спрашиваю:
– Джимми, а когда лучше сажать деревья?
Он мгновенно оживляется.
– Когда сажать, говорите?
Я киваю и тут же начинаю жалеть, что спросила. Теперь придется выслушать подробную лекцию.
– Вчера, – говорит он и хмыкает, но глаза по-прежнему грустные. – Надо было это делать вчера, как и все остальное. Но если не вышло, то сейчас. – И возвращается к своим дорожкам.
У тебя в доме открывается входная дверь, и выходит Финн. Он весь в черном, капюшон закрывает бóльшую часть лица, однако смешные детские веснушки оживляют общее мрачное впечатление. Идет прямиком ко мне.
– Папа сказал, чтоб я вам помог.
– О-о. – Не могу сообразить, что сказать. – Я, мм, мне не нужно помогать. Я сама справляюсь. Но все равно спасибо.
Мне нравится работать одной, в тишине и покое. Не хочу отвлекаться, что-то обсуждать и объяснять свои замыслы. Я уж лучше сама все сделаю.
Он с тоской смотрит на мои булыжники.
– Они, похоже, тяжелые.
Да, они тяжелые. Напоминаю себе, что мне не нужна ничья помощь, я вообще никогда не прошу мне помочь никого. Предпочитаю обходиться своими силами.
– Я не хочу идти обратно. – Он произносит это так тихо, что я не уверена, не почудилось ли мне.
Ну и как я могу ему отказать после этого?
– Давай начнем вот с этих камней. Я хочу положить их сюда.
Заполучив в помощники Финна, я все делаю быстрее: и шевелюсь, и принимаю решения. Поначалу не могу найти верный тон и стараюсь говорить шутливо, остроумно, «по-молодежному». Но постепенно понимаю по его коротким односложным ответам, что он еще меньше моего расположен болтать. И мы работаем молча, начав с подножия склона, лишь изредка переговариваясь по делу: это направо, это лучше перевернуть другим боком, и тому подобное. Через некоторое время он уже сам предлагает, что где положить.
Наконец мы отступаем в сторонку, взмокшие и запыхавшиеся, и озираем свое творение. Нам все нравится, даже очень нравится. Укрепляем камни, поглубже загоняя некоторые в землю. Смешиваем компост с крупным песком и прокладываем щели, чтобы было еще надежнее. Начинаем следующий уровень, оставляя места, куда можно будет посадить цветы. Периодически отходим назад и смотрим, что получается, с разных углов зрения.
– А когда там вырастут всякие кустики-цветочки, совсем хорошо будет, – с надеждой заявляю я.
– Угу, – нейтрально мычит он. Не поймешь, то ли одобряет, то ли ему вообще плевать.
– Еще думаю, не сделать ли фонтанчик.
Я проверила в Интернете и очень обрадовалась, убедившись, что в этом нет ничего невозможного. Судя по видеоинструкции, за восемь часов можно справиться. И что особенно радует, моя садовая плитка как раз для этого сгодится.
Молча озираем сад в поисках подходящего места.
– Вон там можно.
– Нет, по-моему, лучше здесь.
Он задумывается, потом спрашивает:
– А где у вас электрический щит? Понимаете, ведь надо будет куда-то подключить насос.
Я показываю, где щит, и Финн решительно констатирует:
– Тогда делаем здесь. Так будет удобнее всего.
– Угу, – говорю я, точь-в-точь как он. Я не дразнюсь, так правда куда проще общаться. – Знаешь, я хочу обложить трубу камнями, вот так, смотри. – Кладу плиточки одну на другую. – А вода будет стекать из центрального отверстия.
– Типа как взрываться?
– Типа как… журчать.
Он кивает, но это его явно не впечатлило.
– Сейчас будем делать?
– Завтра.
Финн, похоже, разочарован, хотя трудно судить наверняка, он слишком скуп на эмоции, и в основном это нечто среднее между безразличием и печалью. Я не приглашаю его прийти завтра. Ничего не имею против его компании, но все же одной мне приятнее, в особенности когда я сама толком не знаю, что надо делать. В такой ситуации меня не радует необходимость что-то объяснять и обсуждать. Впрочем, с Финном можно не опасаться долгих обсуждений.
– Вы всю плитку используете?
– Половину.
– Можно мне взять остальное?
– Для чего?
Он пожимает плечами, но явно что-то замыслил. Я молчу.
– Чтобы разбить.
– О!
– Можно я это тоже возьму? – Он показывает на резиновый молоток.
В глазах у него светится надежда.
– Ну ладно, – неуверенно соглашаюсь я.
Он укладывает плитки в садовую тачку и катит ее через дорогу, к твоему столу. Возвращается за следующей порцией, снова тащит к столу. В этот момент ты выходишь посмотреть, что он делает. На самом деле ты даже его об этом спрашиваешь, но он ничего не отвечает, а направляется ко мне в очередной рейс. Ты наблюдаешь за ним, потом идешь следом.
– Привет, – здороваешься ты, не вынимая руки из задних карманов джинсов. Изучаешь нашу горку. – Здорово.
