Хендрикс смеётся.
— Да, — отвечает он. — Тебе повезло, что мы быстро оттуда выбрались. Завтра это видео будет повсюду. И мы будем в заднице, ты знаешь.
Текила в моём животе согревает меня, делает храброй и глупой, и я знаю, но мне всё равно. Я кружусь по пляжу, широко раскинув руки. Я кружусь, потому что наполовину пьяна, от текилы или любви, я не уверена, от чего. И потому что я счастлива. И, прежде всего, потому что Хендрикс здесь. Он здесь, со мной, на пляже в Южной Каролине, после того, как я думала, что больше никогда его не увижу. И это уже кое-что.
— Но сегодня вечером мы собираемся трахнуться, — говорю я.
Хендрикс смеётся.
— Ты сейчас ругаешься практически как морской пехотинец, — произносит он. — Боюсь, я передаюсь тебе, — он прижимает меня к своей твёрдости и скользит руками по моей заднице.
— Мы могли бы вернуться в отель, и ты бы смог по-настоящему передаться мне, — говорю я.
— Или мы могли бы остаться здесь, — отвечает Хендрикс, потянувшись к пуговице на юбке. Я смеюсь и отталкиваю его руки.
— Здесь? — спрашиваю я, думая о фотографах и наших фотографиях в таблоидах на пляже. — Это как раз то, что мне нужно.
Губы Хендрикса прижимаются к моему уху, а затем к шее, и когда я наклоняю голову, мои губы находят его.
— Может быть, это как раз то, что тебе нужно, девочка Эдди.
— Секс на пляже?
Это заставляет меня хихикать, пока он не просовывает руку мне под майку и в лифчик. Его большой палец находит мой сосок, и от его прикосновения я стону, как всегда.
— Помнишь, когда мы были здесь в последний раз? — спрашивает он, его палец обводит круги вокруг моего соска, пока я практически не начинаю умолять его.
Как будто это было вчера.
Я должна избавиться от этого чувства, от ощущения дежавю, которое охватывает меня, когда мы здесь вместе.
— Давненько я не была на пляже.
— Знаешь, о чём я думал, когда мы были здесь раньше? — спрашивает Хендрикс. Он опускает руку ниже.
— О чём? — спрашиваю я, оглядываясь в темноте.
— Я подумал о том, чтобы стянуть те маленькие трусики бикини, которые были на тебе, прямо с твоей тугой маленькой попке и оседлать тебя, прямо здесь, посреди всего этого, где любой мог нас увидеть.
— Это то, о чём ты тогда думал? — спрашиваю я. Он и раньше говорил, что фантазировал обо мне, но сейчас, когда я слышу, как Хендрикс говорит это снова, по моему телу пробегает дрожь возбуждения.
— Да.
— Знаешь, любой может увидеть, — говорю я. Но я всё равно провожу рукой по его груди и вниз по джинсам.
Хендрикс пожимает плечами:
— Думаю, они могли бы.
— Ты плохо влияешь.
— Хуже некуда, — он тянет меня к себе на песок, и я смеюсь, когда падаю на него, затем снова оглядываю пустынный пляж, оседлав его.
— Это не очень хорошая идея, — говорю я, когда он обхватывает мою грудь через рубашку. — Я знаменита, ты знаешь.
— Неужели?
— Я знаменита. И есть фотографы. Папарацци.
— Ну, — говорит он, снимая мою футболку через голову. — Может, нам стоит устроить им шоу.
Я сильно хлопаю его по руке:
— Тебе лучше не быть серьёзным.
— Расслабься, — говорит Хендрикс, смеясь. — Здесь, блядь, никого нет, — он замолкает на мгновение. — Кроме нас, сейчас.
Я нависаю над ним, чувствуя его твёрдость под собой.
— Я хочу тебя сейчас, — тихо выдыхаю я между поцелуями.
Хендрикс задирает мою юбку до талии и просовывает руку мне между ног. Его рука касается моей киски, и он издаёт рычащий звук себе под нос.
— Без трусиков, — замечает он. — И ты мокрая.
— Я говорила, что хочу тебя.
Я стягиваю с него джинсы, помогая ему быстро стянуть их с задницы, прежде чем обхватить рукой его член, направляя его к своему входу.
— Не дразни меня так, Эдди, чёрт возьми, — предупреждает он.
— Ты чист? — спрашиваю я. Не знаю, зачем я это делаю. Я никогда не делала ничего подобного, совершенно незащищённой. Я всегда в безопасности. Я не рискую.
— Эдди, — произносит Хендрикс. — Я чист. Но у меня есть презервативы и…
— Я принимаю таблетки, и я чиста.
— Чёрт, Эдди, — стонет он, когда я касаюсь его головки своей влажностью. Он тянется, чтобы поцеловать меня. — У меня никогда не было незащищённого секса.
Мысль о том, что мы оба делаем это вот так впервые, без каких-либо преград между нами, придаёт мне ещё большей уверенности.
— Я тоже, — говорю я.
— Ты уверена? — спрашивает он. Я уверена? Нет, я не уверена. Я стою посреди пляжа, и у меня в руке член моего сводного брата, и я тру его кончиком по всей своей киске, как будто он моя личная секс-игрушка.
Я уверена, что сошла с ума.
— Я хочу, чтобы ты была внутри меня, — шепчу я. — Я хочу чувствовать тебя.
— Чёрт, Эдди, — говорит Хендрикс срывающимся голосом. Мне это нравится. Мне нравится, что я заставляю его голос так ломаться. Мне нравится, что я ставлю его на колени.
Когда я опускаюсь на него, это не мягко и не опасливо. Я легко скольжу по нему, чему способствует моя ловкость, и Хендрикс издаёт стон, произнося моё имя, сопровождаемое несколькими ругательствами.
На этот раз я та, кто переплетает свои пальцы с его, поднимая его руки над головой, чтобы я могла объезжать его. Сначала прижимаюсь к нему, прижимаюсь всем телом и наслаждаюсь ощущением его внутри меня, ощущением контроля над мужчиной, который обычно всё контролирует, затем приподнимаюсь, когда волны удовольствия захлёстывают меня снова и снова.
Хендрикс сжимает мои бёдра, плотно насаживая меня на свой член, пока я не наполняюсь по самые яйца.
— Ты ощущаешься так чертовски хорошо, Эдди, — говорит он низким голосом.
Мне нравится чувствовать, как он обнажён, как кончик его члена гладит меня внутри, прижимаясь к самому чувствительному месту во мне. Я опускаю руку, потирая свой клитор, пока скачу на нём, позволяя ощущениям захлёстывать меня, пока он поднимает меня всё выше и выше, пока я почти не оказываюсь на краю.
— О боже, Хендрикс, я так близко, — стону я.
— Я хочу почувствовать, как ты кончаешь на меня, — говорит Хендрикс. — Между нами ничего нет.
Мысль о том, чтобы кончить на голый член Хендрикса, доводит меня до предела, и я отпускаю его, громко вскрикивая, простонав имя Хендрикса. Его руки крепко сжимают мои ягодицы, и он стонет, когда вдавливает в меня свой член и наполняет меня своим тёплым семенем.
Позже той ночью я лежу в постели с Хендриксом в гостиничном номере, мои глаза закрыты, но я не сплю.
— Ты не спишь? — шепчет Хендрикс.
— Ага.
— Песня сегодня вечером, — говорит он. — Она была хороша. Действительно хорошая.
— Инди-фолк не продаётся, говорит мой лейбл звукозаписи. Не для меня, — шепчу я.
— Пошли они к чёрту, — говорит Хендрикс. — Ты была живой там, наверху, знаешь ли. Больше, чем, когда я видел тебя на выступлениях или в студии. Это было по-другому.
«Потому что это было о тебе», — я хочу сказать. «Всё по-другому, потому что это было для тебя».
Затем он задаёт вопрос, тот, который я давно хотела, чтобы он задал:
— О ком была песня?
Я делаю паузу, несколько раз открывая и закрывая рот, прежде чем ответить:
— Это была просто песня, Хендрикс, — вру я. Слова застревают у меня в горле, и я рада, что он не видит меня в темноте. Почему я не сказала то, что хотела сказать? Это так просто — записать слова на бумаге, пропеть их перед комнатой, полной незнакомых людей. Но теперь, когда мы здесь вдвоём, одни в постели, внезапно становится невозможно произнести эти слова вслух.
Я люблю тебя. Я любила тебя всегда.
Я боюсь любить тебя так, как люблю сейчас.
Я боюсь потерять тебя.
Глава 27
Хендрикс
Десять месяцев назад
Девочка Эдди,
Я давно не писал тебе писем. Раньше я писал их каждую неделю. Чёрт возьми, иногда в Афганистане это было каждый грёбаный день. Я думаю, мне нужно было за что-то держаться, когда я был там.
