мог, и я безбожно этим пользовалась.
С Котом Бегемотом мы всё давно решили. Списались, посмеялись. Я объяснила, он принял объяснения.
«Мужики тоже люди, — написал он. — И мы прекрасно понимаем, когда нас проверяют на скупость или вшивость, когда используют или пытаются, а когда всё по-честному. Мне было приятно провести с тобой вечер. Если передумаешь, пиши».
И «передумаешь», конечно, подразумевало секс, Макс-Марк был прав, но не такая уж я и наивная: Кот не для того писал, что он женат и искал знакомства на стороне, чтобы кормить незнакомых баб креветками.
Я не наивная — я коварная. И у меня был план.
— Анна Викторовна, ну это лучшее, что есть, — позвонила мне на следующий день по видеосвязи Юля.
Две грязных тощих овцы противно блеяли с экрана в каком-то закутке.
— Ну значит, бери этих, — кивнула я.
Она о чём-то поговорила с хозяином ресторана и снова подняла камеру.
— За них просят живым весом по цене шашлыка.
— А по цене говяжьей вырезки им не заплатить? Я озвучила тебе бюджет, Юль, если нет, ищи других. Нам всё равно, каких овец мыть, чесать, откармливать и, судя по всему, красить.
Спустя неделю ебли с овцами (слов цензурных у меня уже не осталось), этих тупых созданий, чудом избежавших участи оказаться на вертеле, которым повезло, как омарам из аквариума ресторана затонувшего «Титаника», их почистили, подлечили, обесцветили (Маша, что красила и стригла меня, три дня с ними билась, пока получилось что надо). Но, оказалось, сомнения в интеллектуальном уровне овец оправданы.
— Анна Викторовна, мы даже в загон не можем их засунуть, — звонила мне Юлька в панике. — Упираются, мечутся, орут, и ни хрена не понимают. Забор разнесли, оборудование перевернули. Если они будут так вести себя на выставке, нас выставят вместе с овцами.
— Чёрт! — выдохнула я. — А овцам нанимают кинологов? — посмотрела на Елену Сергеевну.
Её лысая голова покрылась едва заметным ёжиком волос. Но вставала она только после долгих уговоров, есть по-прежнему ничего не ела и даже разговаривать не хотела. Лежала, отвернувшись к стене, и смотрела в одну точку. Как я ни пыталась её расшевелить, у меня не получалось.
Сейчас она снова равнодушно пожала плечами.
Я обещала Юльке перезвонить и решила, что пришло время.
— У меня есть кое-что для вас, — протянула я ей записку. — Марк нашёл её в книге.
— В книге? — повернула она голову.
Я кивнула. Вручила ей записку и ушла.
Недалеко. Так и провела всё время за дверью. Кто знает, как она отреагирует.
Она поплакала, даже повыла. Потом долго молчала. Потом позвонила Марку.
А потом позвала меня:
— Я же знаю, что ты там стоишь.
— Я сижу, — отозвалась я, поднимаясь с пола.
— Кто там тебе нужен? Кинолог?
— Только очень опытный, — ответила я. — У нас две неуправляемых овцы. И я не шучу.
Елена Сергеевна кивнула:
— Других не держим, только опытных.
— Есть кинолог, — позвонила я Юле. И назвала адрес. — Везите тупиц к нему. Пусть бедный Иван уже вздохнёт.
Иван предложил временно подержать их на своей даче, но в итоге им всей семьёй пришлось переехать, чтобы следить за беспокойными парнокопытными, в которых уже было вложено столько денег и ещё больше надежд.
— Что это вы такое затеяли? — спросила меня Елена Сергеевна, неожиданно заинтересовавшись.
Я рассказала ей свою задумку. Она одобрила.
— Сначала мне тоже показалось это хорошей затеей, — вздохнула я. — Но признаться, уже с трудом верю, что у нас вообще что-то получится.
— Ну, по крайней мере, ты будешь знать, что сделала всё, что могла, даже невозможное.
Она впервые с аппетитом поела. И попросила отвести её в душ.
— Она что-нибудь сказала? — спросил Марк, когда я ему позвонила.
— Нет. А тебе?
— Про записку ничего. И про болезнь тоже. Но первый раз за долгое время мы нормально поговорили, — он вздохнул с облегчением.
Всё же сын есть сын, подумала я. И это не я, это он её вытащил.
Может, она и запустила свою болезнь намеренно, но операцию сделал ради него. Ради сына.
И он знал, что именно ей понадобится: не его бдение у её кровати, а всего несколько слов, написанных размашистым мужским почерком.
Почерком Марка, чёрт побери!
Хоть он и лист нашёл нужный, и почерк отца подделал мастерски.
Мог ли кто-то сделать для своей матери больше?
Поняла ли она, что эту записку написал он?
Этого я, наверное, никогда не узнаю.
Но буду полной дурой, если откажусь от такого отца для своих детей.
Чёртовы овцы произвели фурор.
Оказалось, в опытных руках, они не такие уж и гадкие. Через три недели дрессуры их стало не узнать — они ластились, научились выпрашивать еду. И на мероприятии вели себя как шёлковые.
Дамы в бриллиантах целовали засранок в ухоженные мордочки.
Кавалеры в смокингах делали с ними селфи.
Они затмили всех — все другие стенды, выступления и презентации.
Они затмили даже банкет.
— Ты понимаешь, что ты сделала? — подошёл ко мне на банкете Манн.
— Соединила реальные преимущества с эмоциональным моментом, — кивнула я.
— Это и называется невозможное, — он предложил мне шампанское. Удивился, когда я отказалась.
— Праздновать рано, Артур Аркадьевич. Время принятия решения по покупке дома — год. Ивану нужно построить несколько презентационных домов, без них всё же никак. Нам — ещё не раз качнуть рынок. Дожать тёплых клиентов, привлечь новых. Подчеркнуть уникальность проекта: он роскошен, он закрыт, он не для всех. Сказать потребителю: ты можешь посмотреть на эту красоту, но если ты не купил дом — тебя там не будет. Так что работы ещё невпроворот.
Манн внимательно выслушал мою вдохновенную речь.
— И всё же ты сделала главное — задала направление, — ответил он и улыбнулся — Хоть и я не сидел без дела. Видишь, вон того усатого мужика? Мой сосед справа на «Высоком берегу». Уже внёс залог. А вот та дама в зелёном платье?
— Что обещала удочерить наших овечек?
— Угу. Она купила два дома. Только что подтвердила платёж. И она бы не сделала этого без тебя.
Я отмахнулась.
— Вы сейчас наговорите. Вы её месяц уговаривали. И эти люди хотят жить там, где живёт Артур Манн, а не где пасутся нарядные овечки. Вы личный бренд и показатель успеха.
— А как живёт эта дама, хочет жить половина Москвы, — подмигнул Манн. — Но места на «Высоком берегу» конечны. В общем, это твоя зарплата, я тут подготовил банковское поручение, — вручил он мне свёрнутый лист. — И, как и
