— Соус для спагетти. Решил попробовать перед тем, как ввести в меню паба. Ты поела? — спросил он, хотя уже знал ответ.
— Нет. Мама ждет меня к ужину.
Ничего подобного. И об этом он позаботился. Позвонил Молли и сказал, что накормит Бренну, когда она покончит с ремонтом.
— Поужинай здесь. — Шон взял се за руку и повел в кухню. — Оценишь мой соус.
— Может, и оценю, но сначала давай посмотрим, что случилось с твоей стиралкой.
— Ничего с ней не случилось. — Шон забрал у Бренны ящик и отставил его в сторону.
— Что значит ничего не случилось? Разве ты не звонил в гостиницу и не говорил, что она не работает?
— Я солгал. Попробуй-ка. — Он сунул ей в рот оливку.
— Солгал?
— Солгал, и рассчитываю, что не зря согрешил.
— Но зачем ты… — До нее наконец дошло. Она занервничала, неловко переступила с ноги на ногу. — Понимаю. Значит, это твое время и место.
— Да. Я сказал твоей маме, что ты задержишься у меня, так что не беспокойся.
— Хм-м… — Бренна окинула кухню внимательным взглядом. На медленном огне шипел соус, на столе стояли красивое блюдо с затейливыми закусками и откупоренная бутылка вина. — Ты мог бы мне хотя бы намекнуть. Я бы настроилась.
— Настраивайся сейчас. — Шон наполнил бокалы. — Я знаю, что от вина у тебя наутро болит голова, но от пары бокалов ничего плохого не случится.
Если вино промочит пересохшее горло, она готова и помучиться похмельем.
— Ты мог бы не стараться ради меня. Я сразу сказала, что мне все это не нужно.
— Мне нужно, а тебе придется потерпеть. — Теперь, когда занервничала Бренна, ему стало полегче, и он шагнул к ней. — Сними свою… — Шон чуть не рассмеялся, увидев ее округлившиеся глаза. — Кепку. — Он сам снял с нее кепку, отбросил ее в сторону, отставил свой бокал и распустил ее волосы, как ему нравилось. — Присядь. — Он подтолкнул Бренну к стулу и сел напротив. — Может, снимешь ботинки?
Бренна послушно наклонилась, дернула шнурки и резко выпрямилась.
— Обязательно следить за мной? Я чувствую себя глупо.
— Если ты чувствуешь себя глупо из-за такой ерунды, то очень скоро почувствуешь себя полной идиоткой. Сними ботинки, Бренна. — От его тихого голоса у нее мурашки побежали по спине. — Если, конечно, ты не передумала.
— Не дождешься. — Бренна нервно задергала шнурки. — Я это начала и не отступлюсь.
Однако совсем не так она это себе представляла. Она представляла его и себя уже голыми, кувыркающимися в постели, а о том, что и как будет до этого, не. задумывалась.
Бренна скинула ботинки и заставила себя посмотреть на Шона, посмотреть прямо в его глаза.
— Ты голодна?
— Нет. — Сейчас она не смогла бы проглотить ни крошки. — Мы поздно обедали.
— Тем лучше. Поедим потом. Прихватим наверх вино.
Наверх, ладно. Наверх. В конце концов, она это затеяла. Но, когда Шон взял ее за руку, она вздрогнула, слава богу, внутренне, и двинулась следом за ним по лестнице.
— Шон, это нечестно. Я весь день работала и не успела отмыться.
— Хочешь принять душ? — Он стер пятно с ее щеки. — С радостью потру тебе спинку.
— Я просто сказала. Не бери в голову. — Не хватало еще принимать с ним душ! Да еще музыка — тихий шепот арфы. А нервы так натянуты, что, кажется, вот-вот лопнут.
Бренна вошла в спальню, увидела цветы, свечи, ровно мерцающий в камине огонь, кровать… и залпом выпила свое вино.
— Не спеши. — Шон забрал ее пустой бокал. — Я не хочу, чтобы ты была нетрезвой.
— Не бойся, я не опьянею. — Шон начал зажигать свечи. Бренна торопливо вытерла повлажневшие ладони о брюки. — Зачем? Еще не стемнело.
— Скоро стемнеет. Я видел тебя раньше в свете свечей, — спокойно сказал Шон, поднося горящую спичку к свече на узкой каминной полке. — Но не успел разглядеть хорошенько.
— Не понимаю, зачем окружать романтическим ореолом такое нехитрое дело?
— Ты что, боишься романтики, Мэри Бренна?
— Нет, но… — Шон обернулся. Отблески пламени затанцевали на его лице, над головой, вокруг. Он словно сошел с картинки, нарисованной Джуд. Принц эльфов, отважный рыцарь, поэт и арфист.
— В тебе есть что-то такое, от чего у меня просто слюнки текут, — сердито сказала Бренна. — Если честно, мне это не нравится, и я бы хотела с этим покончить. Поскорее.
— Хорошо, — спокойно согласился он. — Посмотрим, чем смогу помочь.
И, не сводя с нее глаз, он подошел к ней.
Как странно, подумала Бренна. Это же Шон, парень которого я знаю и к которому хорошо отношусь всю жизнь. И, каким бы глупым это ни казалось, я все равно безумно его хочу.
Нечего психовать! Психоз здесь так же неуместен, как эти свечи и переливы арфы. Бренна дерзко вскинула голову, когда Шон положил ладони на ее плечи, погладил ее руки, переплел свои пальцы с ее пальцами.
— Если я засмеюсь, не принимай на свой счет.
Просто все это кажется мне забавным.
— Как скажешь.
Он, не шевелясь, смотрел на нее и словно чего-то ждал, поэтому она приподнялась на цыпочки и потянулась к его губам. Она не собиралась торопить события, понимала, что он все равно не позволит, но, почувствовав его вкус, захотела большего, захотела всего. И побыстрее. Она сжала его пальцы, прикусила его нижнюю губу.
— Я так хочу тебя. Ничего не могу с собой поделать.
— А кто просит? — Шон тоже не хотел спешить, но почти забыл о своем намерении. Ее ладное соблазнительное тело, прижимавшееся к нему, уже дрожало, а губы горели, как в лихорадке. Ничего, он потерпит, потерпит еще немного. Пусть она сведет его с ума.
— Иди ко мне. — Он отпустил ее руки, обхватил за бедра и приподнял, и ее ноги тут же обвились вокруг его талии, как уже было однажды. — И поцелуй меня еще раз. Мне нравится.
Бренна все же рассмеялась, и вся нервозность куда-то улетучилась.
— Неужели? Насколько я помню, в первый раз, когда я это сделала… — Ее губы, трепетавшие почти у самых его губ, отпрянули, вернулись, дразня и соблазняя. — Видел бы ты себя! Как будто я треснула тебя по башке молотком.
— Потому что я не ждал ничего подобного. В моей несчастной башке и без молотка все перевернулось. — Он слегка, почти дружески, сжал ее ягодицы. — Держу пари, больше ты меня врасплох не поймаешь.
— Так теперь это пари? — Ее глаза сверкнули вызовом и весельем, она запустила пальцы в его волосы. — Готовься к проигрышу!
Ничего не скажешь, она старалась на славу. У него глаза округлились от удивления. Мелькнула мысль, что иногда капитуляция вовсе не позорна. На языке остался привкус вина, теплый и пряный, упоительно смешавшийся с ее головокружительным вкусом.
