— Ник, не надумал вернуться в искусство? Может, пауза длиною в десять лет несколько затянулась?
— Нет, Вера, не надумал. Да и поздно уже. Если бы я даже решил куда-нибудь сунуться, ничего бы не вышло. Про меня давно все забыли.
— Не думаю! Твои поклонники тебя помнят. Давай я поговорю с Павловским, у него столько знакомых продюсеров, все можно устроить, и ты вернешься на сцену!
— Вера, перестань, не хочу слышать! — отрезал Никита.
— Ник, почему ты отказываешься от помощи? Ты думаешь, Сергей до сих пор помнит о той глупой размолвке между вами? Уверяю — он давно все забыл!
Никита усмехнулся:
— Зато я помню. Но дело не в этом, сестренка. Просто мне ничего не надо. Меня устраивает моя жизнь, это мой выбор.
Вера вспыхнула:
— Ты как Олег, такой же упрямый, самостоятельный и эгоистичный!
Никита рассмеялся:
— Да, недаром мы и внешне схожи!
Вера вздохнула: брат всегда был таким — гордым, независимым, принципиальным. Несмотря на то что он младше ее, она всегда относилась к нему как к старшему брату.
— Как Павловский? Снимает очередное народное зрелище?
Вера кивнула, отпила шампанское.
— А сын?
— Обалдуй! Я за него очень тревожусь.
— Ну, это нормально.
— Что обалдуй или что тревожусь?
— И то и другое. Судьба твоя такая, мать, — тревожиться.
— Ник, спасибо, что опекаешь его. Мне как-то спокойнее, зная, что вы в одном городе и ты всегда поможешь ему.
— Да, у нас тут сложилась крепкая петербургская диаспора сбежавших из Москвы! — рассмеялся Никита.
— Я, если честно, отчасти завидую вам, — призналась Вера. — Я скучаю по Питеру. Москва, наверное, не мой город. Я словно не успеваю за ней. Вот Сергей идеально вписывается в ее ритм. И поэтому Москва его любит, дарит признание, славу и деньги. А я… Будто на краешке его славы и популярности. А может, и жизни.
Она замолчала.
— Почему такие грустные глаза, сестренка?
Никита взял ее за руку:
— Ты счастлива?
— Не знаю, Ник, с годами я перестала понимать, что такое счастье. Вот когда я была маленькая, я четко знала, что это такое. Счастье переполняло меня по самые уши, отчего даже хотелось кричать и смеяться. А сейчас… Порой я бываю довольна, испытываю радость, но мое счастье, наверное, все тише, тише… Да я и не думаю об этом. Собственно, у меня одно желание — были бы все живы и здоровы.
— Ну, погоди, — улыбнулся Никита, — благополучие близких — это совсем другое. Я о личном счастье. Твоем. Неужели тебе не хочется чего-то для себя? Именно для себя?
Вера пожала плечами:
— Не знаю… О себе я как-то давно не думала. И вообще, если бы меня спросили о том, что такое счастье, я бы сейчас ответила фразой из хорошего романа: «Счастье в том, чтобы у тебя был кто-то, кого можно утратить».
— Вот я и спросил, сестренка, ты счастлива?
После паузы длиною в две сигареты Никиты и тонну выпавшего снега за окном Вера сказала:
— Может быть, когда-нибудь я дорасту до того, чтобы ответить на этот вопрос словами Будды: «Глупо думать, что кто-то другой может сделать нас счастливыми или несчастными».
Никита налил ей еще шампанского. Она увидела их отражение в стекле и улыбнулась — наверное, со стороны они кажутся красивой парой.
— А может быть, счастье — это наша способность радоваться малому, ценить то, что мы имеем, уметь быть благодарными? Вот у меня есть брат, с которым мне легко и спокойно, с которым я могу смотреть на снег и разговаривать о счастье, — это очень много, Ник… Настоящее счастье!
— Спасибо, Вера…
Она взглянула на часы:
— Мне пора.
— Может, останешься, переночуешь у меня, еще погуляем по городу?
— Нет, Ник, много приготовлений к Новому году. Хочу сделать уборку, нарядить елку. Сергей любит, чтобы все было, как он говорит, «на уровне».
— Ясно. Как будешь возвращаться — самолетом или поездом?
Вера задумалась. Сначала она подумывала о поезде, но потом переменила решение.
— Полечу самолетом.
…Через несколько дней она вспомнит этот момент и задумается, что это было — случайность или глас судьбы? И вообще, чувствуем ли мы что-то, догадываемся ли о чем-то, когда решается наша судьба?
Но тогда в кафе, глядя на празднично украшенный Невский проспект, Вера ни о чем таком не думала, просто разговаривала с братом и смотрела в окно…
Они вышли на Невский. Никита остановил такси:
— Проводить тебя?
— Не надо. Не люблю душещипательных прощаний. Береги себя.
Брат и сестра обнялись. Вера поехала в аэропорт.
В самолете Вера дремала, отчего ей показалось, что в Москву она переместилась почти мгновенно.
В аэропорту ее встретила суета и толкотня. Вера поставила саквояж на сиденье кресла и направилась к стоящим поодаль таксистам, наперебой предлагающим свои услуги. Проходя, она столкнулась с мужчиной, который куда-то спешил. Незнакомец едва не сшиб ее с ног, так что Вера даже недовольно фыркнула: «Осторожно!» Договорившись с таксистом, она вернулась за саквояжем.
Вскоре она уже ехала по Москве, спеша домой. Ей хотелось устроить Сергею самый лучший прием — убрать квартиру, приготовить изысканный стол.
Войдя в квартиру, она только и успела, что выпить чай с дороги, как зазвонил ее мобильный. Вера обрадовалась, услышав голос мужа. На его вопрос о делах бодро ответила, что все замечательно, подготовка к Новому году идет полным ходом и к его возвращению все будет готово.
Разумеется, она ни словом не обмолвилась мужу о своей поездке в Петербург, догадываясь, что он не одобрил бы подобной затеи.
Ей показалось, что Сергей словно хочет что-то сказать, но не решается. У нее тревожно заныло в груди.
— Вера, — нерешительно начал Павловский, — вот какая штука… Дело в том, что съемки затягиваются и я не успеваю приехать на Новый год.
Она застыла с трубкой в руках.
— Мне очень жаль! Ты же знаешь, дарлинг, как я люблю встречать этот праздник дома!
— Разве ничего нельзя сделать? — растерянно спросила Вера.
— Дорогая, я приеду второго января, а может, даже первого! Давай не будем разводить из этого трагедию, подумаешь, какие-то числа, — нетерпеливо сказал Сергей.
Ей хотелось закричать, что это не «просто числа», что она всегда связывала с этим праздником особые надежды, но… Она промолчала. Зачем что-то говорить, если он уже все решил?
— Ты обиделась?
Вера усмехнулась — нет, что ты, всем известно, что я не умею обижаться на тебя, Сережа.
Павловский поспешил проститься — его ждала съемочная группа.
