– Я…
– Черт! Чем думала Валентина, отправляя тебя учиться на такой сложный факультет?.. Сама из профессии ушла, а дочь на свой путь… Скажи мне, Воробышек, зачем?
– Конкурс был небольшим, умер папа, вы же понимаете… Да еще и я, все детство танцами занималась – тренировки, соревнования, какая уж тут учеба… А мама, она мне здорово помогала… дома.
– Дома! Но не здесь! – приподнимается с кресла мужчина, но тут же тяжело оседает обратно. – Я знаю, что к переводу тебя вынудили причины личного характера, и не намерен вытаскивать их на поверхность, мотивируя свое вмешательство в твою студенческую жизнь твоими прошлыми проблемами, но, Евгения, будем честны перед собой: никто не обещал, что будет легко! Возможно, спокойнее для тебя в эмоциональном плане, но не легче!
– Юрий Антонович…
– Помолчи! Ты перевелась к нам по бюджетной основе?
– Д-да…
– И вопрос с бюджетом решался непросто, как ты понимаешь. И вот тут самое время перейти ко второму наболевшему вопросу: «Что делать?» Так что же нам с тобой делать, а, Воробышек?
– Я постараюсь лучше учиться. Я уже стараюсь, правда…
– Если ты хочешь хорошо сдать сессию и остаться со стипендией… Хотя, о чем я говорю, – мужчина отворачивается к окну и постукивает ногтем мизинца о стол, – какая уж тут стипендия. Тут хоть бы хвосты подобрать… – вновь смотрит на меня долгим изучающим взглядом, после чего скрещивает перед собой полноватые кисти рук. – В общем, так, Евгения, – выдыхает недовольно, поджав подбородок, – не мешало бы тебе задуматься о занятиях с репетитором. Как можно больше часов. Это необходимое условие, если ты хочешь и дальше обучаться на моем факультете. Сама ты вряд ли осилишь спецкурс, а краснеть за тебя, попустительствовать и покрывать далее твое нерадивое отношение к учебе своим именем – я не намерен. Прости, девочка, никогда не любил нерадивых студентов.
– Но я… Юрий Антонович, я не могу позволить себе платного преподавателя! – я вскидываю глаза и смотрю в уставшее лицо декана. – Я попробую сама! Юрий Антонович, пожалуйста… Пожалуйста! – прошу, утыкая беспомощный взгляд в пол и поправляя съехавшие на нос очки. – Не звоните маме.
Только не вылет из университета! Я не буду есть, спать, дышать, говорить. Я сдам-пересдам все хвосты, клянусь! Я заставлю свой мозг работать на сто двадцать процентов и даже больше, выбросив из головы всю вертящуюся в ней творческим вихрем чушь! Я сделаю невозможное и проглочу целый мир! Я…
О Господи, что же мне делать?
Рука декана раздраженно ударяет о стол, и я вздрагиваю. Смотрю, как мужчина что-то отрывисто пишет в блокноте, отрывает лист и протягивает мне.
– Это то, что я могу сделать для вас, Евгения. Вот. Четвертый курс. Лучшие курсовые и контрольные работы за последние несколько лет. Возможно, вы виделись и знакомы с этим студентом – у третьего курса совместно с четвертым проходят лекции нововведенного в этом году спецкурса теоретической механики. Обратитесь. Если что, сошлитесь на меня. До свидания, Воробышек.
И звонок по внутренней связи:
– Алена Дмитриевна, пригласите ко мне ваших орлов – Татарищева и Балагурова. Это по вопросу поездки в столицу с вышеозвученным вами докладом. Да, и передайте Семену Викторовичу, если он вдруг освободится раньше меня, что я буду на совещании ровно к трем. И, пожалуйста, уговорите Леночку прислать своих драгоценных аспирантов, ну должна же она войти в наше положение, в конце концов! Что она как неродная…
– Д-до свидания, Юрий Антонович. Спасибо.
Я выхожу из кабинета декана и на негнущихся ногах топаю по коридору. Спускаюсь по пролетам лестниц в холл, иду к раздевалке, и только когда натягиваю на плечи шарф, а на голову шапку с помпоном, подношу к глазам скомканный в ладони лист, разворачиваю его и читаю: «Люков Илья, группа ПД-2-1…»
* * *
– Ой! Вы только посмотрите на нее! Какая важная цабэ! Не переломишься! Подумаешь, всего-навсего подойти к какому-то Люкову, жалко скуксить симпатичную мордочку и построить глазки! Учить тебя, что ли, надо, Женька! – возражает на мои вялые протесты Танька, скатывается с койки, садится на подоконник и начинает подавать сигналы мерзнущему под мокрым снегом второй час ненаглядному «Фофке». – Да иди! Иди уже, Серебрянский! Вот дурачок… – улыбается и крутит у виска пальцем. – Замерзнет же! Вовка! – кричит, вспрыгнув белкой на подоконник и сунув голову в распахнутую форточку. – Марш домой! Не то я буду так торчать всю ночь! Слышишь! Простужусь и умру! Будешь тогда снегурочке на могилку цветочки носить!.. Не хочешь?!.. Ну, тогда на счет три я снимаю кофточку и показываю всем истосковавшимся по Амстердаму и кварталу уличных фонарей твой подарок на день рождения!.. Воробышек, тащи лампу!.. Ах-ха-ха!.. Давай, пока! И я тебя!
Крюкова ловко спрыгивает на пол, подходит к столу, за которым я сижу с опущенной на руки головой, и обнимает за плечи.
– Женька, ну что ты, в самом деле?.. – говорит тихо, опуская подбородок мне на плечо. – Ну не убьет же он тебя, этот страшный студент, м? Ну пошлет, если невежливый слишком, потискает слегка – если голодный, так с тебя же не убудет? Хоть расслабишься от своей учебы. Нарастишь через удовольствие недостающий рейтингу стипендиата айкью.
– Тань, ну что ты за глупости говоришь…
– Или сама его пошли куда подальше. Первая! – Крюкова садится попой на стол, снимает с моего лица очки и надевает на себя. Задирает воинственно подбородок. – Прошла гордо и растоптала! Не хочешь, мол, заниматься мной…
– Тань!
– То есть со мной, – хмыкает Танька, – пшел к черту, идиот! Жизнь кончена! Сам виноват в своем несчастье!.. Жень, – смотрит на меня участливо, возвращая очки; заправляет кудрявую прядку мне за ухо, – ну хочешь, я сама подойду к нему и попрошу. Ты только скажи, где его можно найти в вашем корпусе, этого умника Люкова. Ну, не станет же он с тебя втридорога драть? Твоей зарплаты наверняка хватит!
– Не хватит, Тань, – вздыхаю я, глядя в окно на сереющий день. – Да и не хочу я с ним связываться, даже подходить не хочу. У них на курсе такие типы неприятные крутятся, куда мне со своей провинциальностью. Да и стыдно будет, если откажет.
– Так, может, не откажет! Если попросишь хорошо!
– Откажет, – отмахиваюсь я. – У него взгляд на людей такой, словно нет никого вокруг.
– Что, очередной доморощенный нарцисс? – Крюкова брезгливо кривит губы.
– Да нет. Скорее птица одиночного полета, – признаюсь, вспоминая темную фигуру Люкова в извечной бандане, изредка встречающуюся в коридорах учебного корпуса, маячившую на задворках учебной аудитории.
– Надеюсь, птица хищная? – ухмыляется Танька, расплываясь в улыбке. – Если да, то в твоем контексте, Воробышек, – нагло хихикает, – звучит интригующе.
– Издеваешься? – Я закрываю ноут с контрольными тестами и устало тру глаза. Поднимаюсь, потягиваюсь и смотрю на часы. Без пятнадцати пять. Пора на работу.
* * *
Я работаю в центральном супермаркете города шесть дней в неделю, с пяти тридцати до половины десятого вечера и кое-как свожу концы с концами. Стипендии у меня нет, ошибся Юрий Антонович, а тянуть с матери больше, чем она может дать, мне не позволяет совесть. Жизнь в промышленном центре дорогая, а у нее двое близнецов на руках и больная мать.
Я выхожу из подсобки магазина уже в форме и иду через весь зал в отдел овощей. Просмотрев полупустые полки – время час пик и товар исчезает в руках покупателей, словно магический шар под объемной полой волшебника, – возвращаюсь к старшему продавцу отдела, занятому у огромного рефрижератора приемом товара, и прошу выделить мне в зал грузчика.
Эльмира коротко приветствует меня, кивает головой и машет рукой в сторону разгружающего с тележки ящики со спиртным Сергея, – молчаливого парня лет двадцати пяти.
– Серега! Терентьев! Помоги воробышку капусту выкатить в зал! И семь ящиков грейпфрутов! С самого утра стоят! Жень! – это уже мне. – Я тебя умоляю, оставь в покое яблоки. Ты зачем вчера выставила новые на витрину? У меня же старых еще двадцать ящиков! Пропадут, без зарплаты будем! И перебери мандарины, те, что с испанской маркой. У нас через час переоценка!..
– Эль! Там морковь просят польскую, есть? Говорят, обещали вывезти в зал двадцать минут назад…
– Да полно! Серега! И морковь, ладно?.. Василий, погоди фыркать! Что значит, ты ни при чем? У нас конец месяца на носу, а ты товара сколько привез? Конечно, только с управляющей… Кать, ты что, уже сменилась?.. Кликни ко мне Елизавету Александровну, накладные подписать…
Я иду в отдел и перебираю товар. Убираю старый, раскладываю новый, заменяю ценники и мою полки, пока не заканчивается моя рабочая смена. И думаю. Думаю все время, пока работаю и бреду к остановке. Пока стою на подножке и смотрю в темное автобусное окно. Думаю, как не вылететь из университета и как подступиться к этому старшекурснику Люкову.
