Он стоял у окна и прижимал к себе Перл. Она была очарована открывающимся пейзажем. Ветер доносил до нас голоса и смех строительных рабочих. Каналы, петляя по болотам, уходили вдаль, в Хоуму, и мой дом, моя хибара, казался нереальным, игрушечным. Я видела порхающих с дерева на дерево птиц, бредущего домой ловца устриц с дневной добычей. Это был настоящий кладезь сюжетов и идей, любой художник мог удовлетворить здесь свое воображение, черпая из этого неиссякаемого источника.
– Разве ты не можешь быть счастлива здесь, Руби? – спросил Поль, умоляюще глядя на меня.
– Кто не был бы здесь счастлив, Поль? Нечего даже говорить. Но ты ведь знаешь, что меня останавливает, – сказала я тихо.
– И ты знаешь, что я все тщательно продумал и нашел способ быть вместе и не чувствовать себя грешниками. О Руби, мы не виноваты, что наши родители создали нас с этой отметиной на лбу. Единственное, чего я хочу, – это обеспечить тебя и Перл, заботиться о вашем счастье и безопасности до конца своих дней.
– А как насчет… Поль, есть еще часть жизни, которой ты не должен лишать себя, – напомнила я ему. – Ты – мужчина, красивый, здоровый, молодой мужчина.
– Я готов пойти на это, – сказал он быстро. Я опустила глаза. Я не могла скрывать от него свои истинные чувства.
– Я не знаю, готова ли я к этому, Поль. Ты знаешь, что я любила, страстно любила и побывала на верху блаженства, испытав счастье любить и быть любимой.
– Я знаю, – сказал он печально. – Но я не прошу тебя отказываться от этого блаженства.
Я вскинула на него глаза.
– Что ты имеешь в виду?
– Давай договоримся, что, если один из нас найдет человека, с которым сможет обрести свое счастье, другой не встанет на его пути, даже если это будет означать… расставание. А пока, Руби, вложи свою страсть в искусство. А мой удел – работа и честолюбие ради всех нас. Позволь подарить тебе мир, полный любви, позволь дать Перл безопасность и комфорт, оградить ее от несчастий, которые, мы это видели, выпадают на долю многим детям в так называемых нормальных семьях, – просил он.
Перл посмотрела на меня своими мягкими и спокойными сапфировыми глазами, как будто присоединяясь к его мольбе.
– Поль, я просто не знаю.
– Мы будем поддерживать друг друга…Мы будем заботиться друг о друге… всегда. Ты пережила такую трагедию, горе, непосильное для твоих лет. Ты выдержала, но повзрослела раньше срока. Пусть мудрость заменит страсть. Пусть верность, преданность и истинная доброта станут основой нашей жизни. Мы вместе создадим наш собственный особый монастырь.
Я пристально смотрела в его глаза и чувствовала, что он не лукавит со мной. Его искренность покоряла, его преданность, этот чудесный дом, возможность спокойной и счастливой жизни после того несчастья, о котором он вспомнил.
– А как же твои родители, Поль? – спросила я, чувствуя, что сдаюсь.
– А причем здесь они? – возразил он резко. – Они воспитали меня в обмане. Мой отец примет то, что я решу, а если нет… что из того? У меня теперь есть свое собственное состояние, – добавил он, сузив глаза, и взор его потемнел.
Я с сомнением покачала головой. Я помнила суровое предупреждение бабушки Кэтрин об изгнании кейджуна из его семьи. Казалось, Поль услышал мои мысли и смягчился.
– Послушай, я поговорю со своим отцом и заставлю его понять, почему это хорошее решение для нас обоих. Он увидит, что мы делаем доброе дело, он поймет.
Я прикусила губу и покачала головой.
– Не отвечай пока ничего, – быстро проговорил он. – Обещай, что ты еще подумаешь, серьезно подумаешь об этом. Я буду преследовать тебя, Руби Дюма, до тех пор, пока ты не станешь Руби Тейт, – сказал он и повернулся, чтобы показать Перл открывающийся из окна вид.
Я смотрела на них и думала, каким он был бы прекрасным отцом. Может быть, следует принять решение, исходя прежде всего из интересов Перл, а не из своих собственных сомнений и тревог.
Я обвела взглядом мансарду, представляя, как расставила бы свои столы и полки в этой замечательной студии. Когда я повернулась, и он, и Перл смотрели на меня.
Он все понял по моему лицу.
– Да, наконец? – спросил он.
Я кивнула, и он зацеловал смеющееся личико Перл.
На бухту опустились сумерки, когда мы отправились назад ко мне домой. Испанская насыпь под кипарисами и виноградными лозами казалась мягкой и волнистой. Мы плыли сквозь тени, отбрасываемые раскидистыми ивами, и плавное скольжение лодки по волнам укачало Перл. Я думала о том, как здесь красиво, о доме, в котором буду жить с Полем по нашему с ним соглашению, о том, что это, возможно, и есть судьба, уготованная мне и Перл.
– Мне нужно вернуться домой к ужину, – сказал Поль, когда мы причалили к верфи и он помог нам выйти из лодки. – Из Флориды приехал дядя Джон, брат моей матери, и я обещал быть, – сказал он, извиняясь.
– Хорошо, я устала и хочу сегодня лечь пораньше.
– Я приеду завтра, как только смогу. А сегодня постараюсь остаться наедине с отцом и расскажу ему о нашем решении, – твердо сказал он.
Сердце у меня застучало. Одно дело рассуждать теоретически, но совершенно иное – предпринять реальные шаги для того, чтобы стать мужем и женой.
– Надеюсь, это правильное решение, Поль, – сказала я.
– Конечно, перестань волноваться, мы будем счастливы. – Он наклонился, чтобы поцеловать меня в щеку. – Кроме того, Бог задолжал нам немного счастья и успеха, – добавил он с улыбкой.
Я помахала ему на прощанье, когда он отчаливал в своей лодке. Покормив Перл и уложив ее спать, я съела немного гамбо, почитала при свете бутанового фонаря и отправилась спать, моля судьбу о мудрости, чтобы принять правильное решение.
Утро начиналось для меня теперь так же, как и раньше, когда я жила здесь с бабушкой Кэтрин. Разложив одеяла, корзины и шляпы «пальметта», которые я плела в своей рабочей комнате, я усаживала Перл в ее коляску в тени придорожного лотка и шила в ожидании туристов-заказчиков. Было тихое утро, машины останавливались одна за другой, и к обеду я продала большую часть своих одеял и корзин и немного гамбо. Над бухтой медленно тянулся безмятежный жаркий день. Когда насекомые начали досаждать Перл, я решила, что пора передохнуть, отнесла ее в хибару и уложила спать. Я думала, что Поль вернется к обеду, но день склонился к вечеру, а он так и не приехал.
Я приготовила себе холодный лимонад, села на террасе и задумалась о прошлом. В кармане у меня лежало недавно полученное письмо от моей сестры-близнеца Жизель. Она училась в престижном частном колледже в Новом Орлеане, который напоминал скорее клуб для избалованных богатых молодых людей, чем высшее учебное заведение. Учителя, судя по письму, не утруждали ее домашними заданиями и работой в классе. Она хвасталась, как часто сбегает с уроков, не получая за это даже замечания.
