Юлия посмотрела на себя в зеркало: причёсана, умыта, на этот раз без синяка под глазом. Вполне достаточно, чтобы считать себя красавицей. Она никогда не позволяла себе усомниться в этом ложном утверждении. Чистой правдой были красивые ноги. Их заметил даже хозяин края.
– Одна красивее другой, – согласилась, засмеявшись, она. Это помогло снять напряжение перед интервью.
Что, теперь адреналин иссяк? А она ещё рвётся на телевидение. Там придётся доказывать снова, что ты не лыком шита. Там грызня и интриги такого градуса – молодые не выдерживают.
Юлия улеглась и закрыла глаза. Она снова оказалась в огромном кабинете хозяина. Кадры репортажа монтировались сами собой. Слова заботы о простых людях звучали на фоне семейных особняков и идеальных дорог к ним. Потом картинка менялась видом усеянных рытвинами городских улиц, обшарпанных пятиэтажек и бараков-развалюх, завершаясь шикарным зданием администрации. Всё как везде. Только несколько документов о тесной связи главного чиновника с главарём местной банды, залившей кровью весь регион, превратятся в бомбу. Десяток свежих могил, закадровый рассказ убитых горем родственников, в котором слышался страх. В Крае шла беспощадная закулисная война двух вооружённых группировок за собственность и власть. В полной тишине камера показывала кресты на свежих могилах, фотографии молодых ребят, перемолотых мясорубкой беспредела.
Добытый материал – мегатонная бомба. Как часто мощные заряды, с таким трудом добытые ею с риском для жизни, вместо взрыва возмущения, прокурорского вмешательства, суда заканчивались долгим вялым шипением или просто коротким пшиком. Иногда уже готовый материал главный редактор неожиданно снимал, объясняя сие трусливое действо изменением политической или ещё какой-либо обстановки. Просто менялись хозяева, с ними менялся и справедливый глас газеты. Правда одного становилась ложью другого.
Юлия вспомнила материал по ОПСу, общественно-политическому союзу, руководитель которого стал депутатом Вердловской городской Думы. За его спиной стояла банда, в начале девяностых захватившая завод-гигант, уничтожившая десятки людей, вставших на её пути. Беспомощность милиции, органов надзора и правосудия не удивляли. Всё тот же всеобщий страх.
Тогда её вовремя вырвали из журналистского расследования, игнорируя возмущение и протесты. Потом Юля узнала, что мужу позвонил хорошо осведомлённый друг, а муж – главному редактору. Материалы, документы когда-нибудь пригодятся, только это будет не скоро.
С ужасом она уже со стороны наблюдала кровавую бойню на Урале. Она ещё не закончена: нет в живых главного «героя» Абарова (повесили в камере предварительного заключения), судья избит, свидетели исчезли. Пришёл более сильный и ещё более циничный хозяин жизни.
Что делать? Сам центр подаёт пример беззакония, окраины усиливают его стократ.
Муж давно пытался объяснить ей ещё на заре перестройки, что все возмущённые голоса протеста о разгуле беззакония, обращённые к власти, инспирированы ею же. Именно так всё и задумывалось. Контрольный пакет акций самого лакомого куска от общего пирога у них в кармане. А за остальные пусть дерутся – победит сильнейший, и этот сильнейший станет достойным партнёром. Народ? Он всегда выживал сам. Выживет и теперь. И крысы в бочке разберутся сами. Пока не до народа…
Он оказался прав, она, хоть и поздно, но поняла это. В начале перестройки в её душе горел огонь, который гнал на баррикады, священный огонь очищения от скверны коммунизма. Сколько революций свершено под знаменем Свободы и Справедливости?! Знаменосцы расстреляны – крысы у власти. Уроки истории забыты, новые поколения снова готовы поднять вечный стяг. Магический круг.
Не сбылись мечты о свободе слова без границ, свободе слова, за которую не убивают. От этой мечты осталась лишь горечь разочарований. Сегодня она поняла: как и тысячи веков назад, слово остаётся рабом. Раньше – религии, царей, идей, сегодня – силы, власти и денег.
Почти семь десятков лет всем твердили о справедливости, главной составляющей почти победившего коммунизма, но глупый народ почему-то этим не проникся. Пришлось промыть ему мозги, внушить: если рабство добровольно, оно и есть свобода. Кто против идеологической кувалды? Кто «за»? Воздержавшихся нет. Принято единогласно.
Теперь, как в омут, нырнули в капитализм, в то время как Запад наоборот начал выруливать к социальной защите населения от этого монстра. Подумать не успели, или думать было уже некому и нечем, но дали полную свободу бывшим рабам светлой идеи – получили Армагеддон. «Может быть, надо что-то изменить в консерватории», – как сказал провидец-сатирик? Пока будет меняться учительский состав, проходить этапы переподготовки, ученики станут взрослыми. Может быть, надо начать с семьи, укутать её в священный кокон, холить и лелеять, питать вечной моралью и для семян её готовить плодородную почву?
Она поздно, но опомнилась. Она возвращается к семье…
«А помнишь, как всё начиналось…» – шептало радио в купе.
Уже с восьмого класса Юля точно знала, что станет журналисткой, чего бы ей это ни стоило. Невероятными усилиями со второй попытки она поступила на заветный факультет. Её два рассказа и стихи напечатали в журнале «Юность». Она помнит себя счастливой первокурсницей, стоявшей перед зеркалом в ванной и критически рассматривающей себя. Ей нравились собственные иссиня-чёрные локоны, предмет зависти одноклассниц, как исключение, потому что планета блондинилась. Её не успокаивали светлая кожа, прямой изящный носик и даже огромные на пол-лица серые глаза, потому что внутренне она ощущала себя неуверенной и закомплексованной жалкой худышкой, проходившей по классу среднестатистической женской особи. Уверенность в себе, своей привлекательности обрели в её душе постоянную прописку только после замужества, а потом стали привычно органичными, естественными настолько, что были лишены особого статуса окончательно.
Тогда главным считался внутренний мир, твоя позиция, кредо. И сейчас для неё в этом вопросе почти ничего не изменилось, хотя изменился мир вокруг. Глянцевые журналы, конкурсы красоты, призывы любить себя и тратить, тратить всё на рекламные штучки, чтобы стать неотразимой во всех ипостасях. Внешний блеск да прикроет внутреннюю убогость? Шквал идей массовой субкультуры захлестнул, обратил в свою веру даже скептический разум оригиналов.
Тогда в ней полыхал другой огонь. Она лелеяла свой маленький дар, мечтая взрастить талант, который, чего греха таить, приведёт её к славе. Юношеский максимализм, здоровые амбиции. Равенство и братство во всём, даже между полами.
