Пожилой мужчина предусмотрительно выскочил прямо в закрывающиеся двери, предпочтя дождаться следующего поезда, католическая монахиня смиренно опустила глаза в заплеванный пол, супружеская пара средних лет одинаковым движением недовольно поджала губы и демонстративно уставилась в темное окно. Кроме названных пассажиров, вагоне остались двое: Айрин, самозабвенно читающая реферат, и какой-то худощавый парень, дремавший в самом конце вагона и ни на что не реагировавший.
Парни громко и вызывающе переговаривались, используя от силы пять-шесть слов, причем все — нецензурные. Как ни странно, у них отлично получалось понимать друг друга, и в какой-то момент, видимо, соскучившись в пустом вагоне, они решили развлечься. Танцующей походкой, раскачиваясь в такт вагону, они неспешно двинулись по проходу, пытливо вглядываясь в лица пассажиров — к кому бы привязаться. Вполне естественно, что жертвой предстояло стать Айрин Вулф.
Один из парней тяжело плюхнулся на сиденье рядом с девушкой, двое других нависли над ней, перекрыв дорогу к дверям и остальным пассажирам. Айрин очнулась, только услышав гнусавый голос, немилосердно растягивавший гласные звуки:
— Ой, ни ма-агу, дзержить ми-иня! Кака-ая герла-а! Рыжуля, хочешь ледене-ец? У меня есть адзин. Ба-альшой та-акой…
Напарники остряка заржали, Айрин подняла голову и непонимающе уставилась в наглые лица.
— Что вам нужно?
— Ды все-о! Така-ая красотка — и адна-а! Решили составить, типа, компанию. Ты не против?
— Послушайте, я…
— Уй ты, какая кофточка! А какого цвета у тебя насисьник?
Честно говоря, испугаться она успела. Бытует ошибочное предположение, что девушки, выросшие в рабочих кварталах провинциальных городишек, среди хулиганов и малолетних бандитов, их не боятся. Это не так. Не боятся только те девушки, которые и сами вполне могут сойти за хулиганок. Приличные же девицы, вроде Айрин, слишком хорошо представляют, ЧЕМ может кончиться встреча с подобными типами, и потому боятся гораздо больше и, так сказать, осознаннее.
Айрин вся подобралась, отчаянно жалея, что на ней юбка и блузка, а не джинсы и джемпер. Прижала к груди сумку с тетрадями, максимально прикрыв вырез блузки и слишком открытую шею. Вжалась в спинку сиденья, лихорадочно соображая, что же делать дальше.
А потом раздался спокойный хрипловатый голос:
— Э, молодой! Отойди от нее.
— Че?! Это ты мне, баклан? Да я…
— Закрой выхлоп и дыши носом, шоколадный мой. Сказано — сваливайте. Это — МОЯ территория.
Айрин во все глаза смотрела на безумца, бросившего вызов троим бандитам сразу. Это был тот самый парень, дремавший в конце вагона. Теперь, когда он стоял совсем близко, было видно, что он довольно высокий, худощавый, очень мускулистый и какой-то… опасный.
Он уступал комплекцией любому из троих темнокожих подонков, но от него исходила такая мощная волна уверенности в себе, такая спокойная и в то же время отчетливая угроза, что парни неожиданно стушевались. Тогда молодой человек словно бы ненароком поддернул рукава джинсовой рубахи навыпуск, после чего тот из троих, кто непосредственно приставал к Айрин, примиряюще вскинул руки.
— Да ладно, братан, все нормально. Мы просто шутили. Просим прощения, сестренка, если что… Извини, брат!
У Айрин непроизвольно приоткрылся рот. Услышать из этих уст подобные слова — чистая фантастика и слуховая галлюцинация!
Она была настолько потрясена, что в тот момент не успела толком разглядеть, что же так напугало троих крепких парней. Потом поезд остановился, и незнакомец, крепко стиснув ее запястье, почти выволок ее на платформу. Здесь Айрин пришла в себя и выпалила:
— Спасибо вам большое! Я очень перепугалась.
— Не за что. Это твоя станция?
— Да. Я живу на Пятнадцатой. Обычно возвращаюсь домой раньше, тогда еще много народа…
— Да уж. В это время младым девам не рекомендуется ездить в одиночку. На Пятнадцатой, говоришь? Тоже не близко.
— Да что вы, я срезаю через пустырь и красные дома, там получается…
Она вдруг прикусила язык, явственно представив себе свой обычный маршрут в свете последних событий.
Пустырь, на котором расползлась вонючая стихийная помойка, не освещается ни единым фонарем. Потом начинается узкая улочка, идущая сквозь квартал «красных домов» — уродливых кирпичных семиэтажек. Несколько лет назад их решили построить городские власти — чтобы расселить малоимущие и многодетные семьи здешнего Гарлема. Однако что-то не сложилось, прекратилось финансирование, а может, у тогдашнего мэра закончился срок — возвести успели только кирпичные коробки. Так и остался этот квартал — пустые черные глазницы незастекленных окон, фанерные временные двери, почти везде сорванные с петель, да самые разнообразные граффити, по большей части непристойные, с каждым годом все гуще покрывавшие стены. Дешевый красный кирпич нещадно крошился, внутри время от времени обваливались целые лестничные пролеты, однако и сносить всю эту красоту тоже никто не собирался.
Вот через этот зловещий квартал ей и предстоит пройти сегодня ночью… Айрин затрясло.
Новый знакомый хмыкнул и неопределенно помахал в воздухе рукой.
— Пошли, провожу.
— Ой, что вы…
— Как тебя зовут?
— Ай… Айрин. Айрин Вулф.
— Нам не страшен серый вулф… Пошли, Айайрин Вулф. Я — Клифф.
С этими словами он потянул ее за руку в сторону турникета, и тогда Айрин разглядела у него на запястье странную цветную татуировку — дракон, сцепившийся в схватке с тигром. А ведь те парни испугались именно ее, подумала вдруг девушка. Стало быть, домой ее провожает отнюдь не скаут. О молодежных бандах, носящих свои особые знаки отличий в виде татуировок, в наши дни знает каждый…
Но с Клиффом было не страшно. Даже в заброшенном квартале.
Он остался у нее. Это произошло на удивление просто и естественно. Ночевал на диване, не раздеваясь, а Айрин не спала всю ночь, прислушиваясь к его дыханию и пытаясь разобраться в нахлынувших на нее чувствах.
На рассвете Клифф ушел, но вечером ждал ее у выхода из подземки, и все повторилось снова. Он прожил у нее месяц с лишним — хотя это и не назовешь словом «прожил». «Проночевал»?
Уходил на рассвете, встречал по вечерам, спал на диване. И ни разу, ни разу не сделал попытки оказаться в ее постели. А вот сама Айрин к концу этого месяца уже с ума сходила. Неясное томление, охватившее девушку в первую ночь пребывания Клиффа в ее квартирке, превратилось в совершенно осознанное плотское желание, и Айрин потеряла покой. Сказать об этом Клиффу было немыслимо, а жить с этим — убийственно. В прямом, кстати, смысле: она почти перестала спать.
