— Какое может быть* неуважение, когда речь идет о ста тысячах?
— На мой взгляд, это требование просто абсурдно.
— Тогда почему бы нам не забыть об этом? — спросил я, тщетно пытаясь скрыть свое раздражение. — Вы сами прекрасно понимаете, что именно мне вами поручено. Как же мне прикажете действовать? Будьте же реалистами. Предположим, девицу и впрямь взяли да похитили. Кто способен провернуть такое дельце? Психопаты, одиночки-болваны, наркоманы? Организованная преступность этим не занимается. Единственный способ сделать дело — спросить их о цене и выложить деньги, за которые не придется отчитываться. Поэтому я и прошу, чтобы мой гонорар был частью этой суммы. Я не хочу, чтобы меня потом обвиняли в том, что я дою компанию.
— Это просто смехотворно! — отеческие интонации безвозвратно исчезли из голоса Смедли.
— Это паршивые три процента!
— Нашему терпению может прийти конец, Крим.
— Почему? — удивился я. — Впрочем, мы можем вернуться к упомянутому вами ранее моему достоинству, а именно — независимости. Я независим, как не знаю кто. Мне предложили читать курс по криминологии в университете Северной Каролины. Так что валяйте, увольняйте меня! Начну академическую карьеру.
— Почему бы вам не успокоиться? — осведомился Смедли и добавил: — Вы же ни черта не смыслите в криминологии.
И тут мы оба улыбнулись. Я и не подозревал, что у Смедли может быть такая широкая, честная, открытая, всепонимающая улыбка. Оказалось, есть.
— А что, если девица завтра объявится сама? — спросил он меня, на что я только пожал плечами.
— Ну ладно, Харви, — сказал он. Назвав меня по имени, он как бы дал понять, что настала пора поговорить по делу. — Вы не собираетесь заниматься расследованием без крупного гонорара. Вы работаете на нас, но предлагаете мне уволить вас. Есть и другой вариант — мы вас покупаем. Я правильно излагаю факты?
— В общем-то да.
— Как вы сами квалифицируете ваши услуги?
— Насколько я знаю, я лучший детектив страхового бизнеса. Не только в этой фирме, а, похоже, во всей стране. Если и существуют детективы получше, то я, признаться, их не встречал. Я, как ни крути, лучший…
— И самый неразборчивый в средствах…
— Лицензии меня пока что не лишал никто.
— Гонорар десять тысяч. Остальное — девяносто тысяч — подлежит возврату.
— Двадцать, — возразил я.
— Пятнадцать, Харви, и ни цента больше. Восемьдесят пять тысяч долларов подлежат возврату.
— Без бумаг. Под мое честное слово!
— Ладно. Вы, безусловно, один из самых наглых сукиных сынов, мистер Крим, каких мне только доводилось встречать в этой жизни. Но мне кажется, вам можно верить на слово.
— Большое спасибо, мистер Смедли.
— Как вам выдать деньги?
— Двумя подтвержденными чеками. Пятнадцать тысяч — как доход. Остальное — как деньги в обороте.
Смедли включил селекторную связь на своем до блеска отполированном старомодном письменном столе и распорядился выписать чеки. Затем откинулся на спинку кресла, сложил кончики пальцев рук воедино, изучающе оглядел меня и, наконец, спросил:
— Харви, насколько подробно посвятил вас в суть дела Алекс Хантер? Кстати, отныне и впредь я буду называть вас Харви. Мне кажется, ситуация того требует. Вы со мной не согласны?
— Да, да, конечно. Хантер рассказал мне о Брендоне и его дочери.
— Он не сообщил вам, сколько вносит за страховку Брендон.
— Пару сотен тысяч долларов.
— Ерунда! — фыркнул Смедли. — Гораздо больше! Неважно, сколько именно, но этого достаточно, чтобы заставить нас удвоить страховую сумму полиса на девицу, если он того требует. Я не собираюсь читать вам лекцию о том, что такое деньги, потому как вы и без меня неплохо в этом разбираетесь, но поверьте, для Брендона существует один Бог — доллар. Все прочие давным-давно умерли.
— Сколько же стоит сам Брендон?
— Дьявол его знает, Харви. Впрочем, пожалуй, дьявол и правда знает. Такие люди, как он, не оцениваются по старым меркам. Вопрос в том, сколько денег он может пустить в ход, если того потребуют обстоятельства. Вот в чем вопрос. Может, миллиард, может, половину миллиарда, но он большой человек, Харви, очень даже большой.
— Я ослеплен и поражен.
— Очень мило с вашей стороны, Харви. А теперь слушайте меня внимательно.
Смедли перегнулся ко мне через свой стол красного дерева, значительно постукивая по его отполированной поверхности ухоженным указательным пальцем.
— Я не Алекс Хантер, Харви. Учтите это. И дело иметь вам придется не с болваном полицейским, а со мной. С Гомером Смедли, который родился пятьдесят пять лет назад в Акроне, штат Огайо, и сегодня является вице-президентом третьей по величине страховой компании в мире. Я кое-что знаю про вас и потому будет только справедливо, если и вы кое-что узнаете обо мне. Вы лихо провернули дело Сабина, и я не сомневаюсь в ваших умственных способностях. Это, конечно, не тот интеллект, который годится на что-нибудь, кроме этого конкретного рода деятельности, но я, тем не менее, все равно уважаю его, потому что интеллект в наши дни — в любом его виде — на дороге не валяется. Через несколько минут я вручу вам два чека — два настолько необычных чека, что от них будет долго болеть голова у нашего главного бухгалтера, и тем не менее вы их от меня получите. Взамен мне требуется одно — Синтия Брендон. Она нужна мне целой и невредимой. Если вы мне ее не достанете, то пеняйте на себя.
— А если она уже на том свете?
— Об этом вам следовало думать раньше, Харви.
— Как я должен понимать «пеняйте на себя»?
— А вы дайте волю вашему воображению. Скажу вам одно: если вы провалите дело, то пожалеете, что родились на этот свет. Я довольно влиятельный человек и уж куда опаснее, чем этот ваш Алекс Хантер.
— Я это вижу, — весело отпарировал я, хотя никакого веселья, честно говоря, не испытывал.
— Вы можете сказать «пас», Харви. Отказаться от поручения. В таком случае вы будете уволены, что в общем-то не такая уж болезненная процедура. Вы спокойно выйдете через эту дверь — и все. Никаких проблем.
— Нет, нет, мистер Смедли, — быстро среагировал я. — Пятнадцать тысяч — хорошие деньги, и за эту сумму я готов на многое. Я готов даже вызвать ваш гнев. Поэтому я займусь делом Синтии Брендон.
— Отлично. В таком случае немного подождите, Харви. Скоро прибудут чеки. Я человек занятой, и у меня еще масса разных дел.
Помню, как в детстве я сдавал тест на интеллектуальные способности. Среди вопросов был и такой. Диаграмма изображала поле, обнесенное забором. Говорилось, что поле покрыто густой травой, в которую угодил бейсбольный мяч. Нужно было взять карандаш и показать, какой маршрут избирает тестируемый в поисках мяча.
