Глава 2
Эллин Шелби сидела на крыльце, покачиваясь на старом диванчике, подвешенном на ремнях. Далекий горизонт был залит последними жаркими лучами заходящего солнца. Эллин небрежно подложила под себя одну ногу, отталкиваясь другой от пыльных половиц крыльца и забросив руки за спинку диванчика. Ее густые каштановые кудряшки были схвачены на затылке лентой. Между ней и далеким краем света не было ничего, кроме обширного пространства, словно ковром, покрытого акр за акром сочными листьями поспевающих соевых бобов.
Зеленые листья трепетали в воздухе подобно крохотным флажкам. Песчаное поле рассекали борозды, словно проведенные гигантской расческой, которая спустилась с небес, чтобы пройтись по буйной растительности и подготовить ее к созреванию. Сколько себя помнила Эллин, посев начинался сразу за последними весенними заморозками, а урожай собирали в октябре после листопада. Это был бесконечный монотонный процесс, не уступавший своей размеренностью ходу светила по небосклону, и со временем Эллин привыкла полагаться на него не меньше, чем на само солнце. Он был неизменен, и лишь капризы погоды оставляли свой отпечаток на густоте и оттенках пышной зелени.
Дом тоже не менялся. Крыльцо всегда было пыльное, за сетчатой дверью стояли две метлы и валялось ведро, а у стены громоздилась поленница. На поручнях висели глиняные горшки, в которых мать заботливо выращивала цикламены, а столбики, подпиравшие крышу крыльца, увивали белые и пурпурные колокольчики фуксий. На спускавшейся во двор лестнице так и не хватало одной ступеньки.
Эллин зевнула, откинула голову на спинку дивана и посмотрела в темнеющее небо. Сквозь медленно плывущие облака проглядывал узенький серпик луны. В далекой выси беззвучно скользил самолет, направляясь неизвестно куда. В вечернем воздухе носился запах сырой земли, смешиваясь с восхитительными ароматами домашней стряпни. Закрыв глаза, Эллин без труда могла представить, что ей всего лишь пять лет, или двенадцать, или шестнадцать.
Через три месяца ей исполнится тридцать. Она сама не знала, стоит ли ей беспокоиться. В настоящую минуту это ничуть ее не тревожило, однако в Лос-Анджелесе такие вещи, как возраст, морщины, одышка и редеющие волосы, значили больше, чем сам Господь. Но единственным идолом штата Небраска был урожай.
Эллин ненадолго заглянула к родителям, прежде чем отправиться в Нью-Йорк и закончить переговоры о съемках фильма с участием Рики Лея, знаменитого комика, который еще год назад выступал в частных клубах, но уже успел прославиться на канале Эн-би-си. Рики был не только великолепным артистом и настоящей звездой. Он был сущим наказанием, однако Эллин привыкла к чудачествам знаменитостей, равно как и к их мнительности и эгоизму. Это было неотъемлемой частью профессии агента.
Закрыв глаза, она глубоко вздохнула, словно впитывая уютное спокойствие дома, и тут же иронически усмехнулась. Она провела здесь уже два дня, но отец до сих пор не желал разговаривать с ней напрямую. Все, что он хотел ей сказать, передавалось через мать, даже если Эллин стояла рядом. Это продолжалось уже много лет – с тех пор как она приехала из колледжа и объявила, что вновь уезжает в Лос-Анджелес навестить свою двоюродную сестру Мэтти. Мэтти была актриса, а в доме Эллин это слово означало то же самое, что шлюха; и вот теперь она стала агентом и представляла интересы актеров. Как утверждал отец, название ее профессии было лишь замаскированным именем подручного самого дьявола.
Впервые услышав эти слова, Эллин совершила громадную ошибку – она рассмеялась. Фрэнк Шелби, известный полным отсутствием чувства юмора, громадный, словно медведь, фермер, который по воскресеньям ездил в церковь за пятнадцать миль, а вечера проводил, читая вслух жене из Библии, схватился за ремень. В его доме нет места дьяволу, сказал он, и если его дочь, его плоть и кровь, думает, что ей позволено занести в дом нечистую силу, то он, ревностный слуга Господа, выметет ее прочь.
Отец не стал бить Эллин, он никогда не трогал ее даже пальцем; он лишь дважды хлестнул ремнем по столу, заставив Эллин и мать испуганно подпрыгнуть, после чего обратился с горячей молитвой к Всевышнему, прося наставить его падшую дочь на путь истинный.
Она мучительно переживала ссору, зная, что в глубине души отец любит ее, хотя за двадцать девять лет так и не выбрал случая сказать ей об этом. Эллин знала, как тяжело был уязвлен Фрэнк, когда она решила изучать литературу и драматическое искусство в Нью-Йоркском университете, тогда как в Университете штата Небраска преподавали лучшие в мире специалисты по сельскому хозяйству и экономике, а до Линкольна, где располагался университет, была всего пара сотен миль.
Уже много лет прошло с тех пор, как Эллин вступила в битву за право самой выбрать профессию и выиграла ее, но до сих пор ей было невыносимо вспоминать о том, как воспринял отец весть о том, что она не собирается остаться на ферме и выйти за Ричи Хьюджеса, соседского сына, как того ожидали от Эллин все знакомые. Они дружили с детства. Ричи жил с родителями дальше по шоссе, ведущему в Норт-Платт, маленький городок, куда съезжались все окрестные жители, чтобы побродить по магазинам, обменяться сплетнями и заявить еженедельную ставку в лото. Ричи и его семья были ближайшими соседями и друзьями Шелби. Ричи, хороший и послушный сын, окончил колледж в Линкольне и, собрав все дипломы и степени по всем необходимым предметам, вернулся домой, готовясь взвалить на свои плечи заботы о ферме после смерти отца. Он женился бы на Эллин, пожелай она того, и для Фрэнка Шелби не было большего счастья, чем обрести в лице Ричи сына, который объединит четыре сотни акров благословенной земли Хьюджесов с четырьмя сотнями акров самых драгоценных в мире соевых полей Шелби после того, как Господь призовет Фрэнка на небеса.
Эллин до сих пор обожала Ричи. Это был добрый, веселый, крепкий и надежный парень, обладавший несокрушимыми моральными устоями и слишком симпатичный, чтобы прозябать в Небраске. Долгие годы Эллин думала, что выйдет за него, они часто об этом говорили, особенно когда были подростками; после церковной службы Ричи брал отцовскую машину и возил Эллин на пикники, которые они устраивали на обрывистом берегу речки Ларами. Они лакомились домашними пирогами, прихлебывая пепси из бутылок, и Ричи рассказывал Эллин истории о пионерах, некогда пролагавших путь на фургонах по Орегонской тропе. Эллин любила его рассказы, они остались в ее памяти на всю жизнь. Не забудет она и того, как Ричи впервые по-настоящему ее поцеловал, как взрослый, щекоча ее губы языком и прижимаясь к ней всем телом. От неведомого доселе ощущения у Эллин перехватило дух и подкосились колени. Она хотела, чтобы Ричи продолжал, но была слишком застенчива, чтобы попросить его об этом, а тот слишком уважал ее, чтобы предпринять попытку. Им потребовался целый год, чтобы набраться храбрости и пройти весь путь до конца, и это произошло на том же берегу. Внизу река несла бурные воды по каменистому дну, а над их головами проплывали громадные башни облаков.
