Глава 3. Лида.
Моя мама была персоной икс. То есть совершенно точно какая-то женщина произвела меня на свет, да и Дуньку тоже, но я её в глаза не видела. По крайней мере, я этого не помню. Воспитывал нас отец. Смеялся, что нас в капусте нашли. Удивительно, но я очень долго верила. Вплоть до того, пока меня в первом классе не просветили, откуда вообще дети берутся. Я, в свою очередь, просветила Дуньку. Если раньше, когда мы ездили на дачу, я заглядывала под все кочаны, боясь и надеясь обнаружить там прибавление в семействе, то потом рассматривала всех женщин, как мины замедленного действия. Мне казалось, что любая из них может в любой момент разродиться дитем, а как это происходит — не представляла. И слава богу.
Папа у меня тоже был донельзя загадочной персоной. То исчезал, то появлялся, заваливая подарками. Я воображала, что они с мамой работают в разведке. Только мама живёт под прикрытием в Америке и приехать не может. Иногда я шла по улице и думала, что наверняка возможности позволяют маме наблюдать за мной через спутник. Задирала голову наверх, улыбалась и махала рукой. Да, меня считали очень странной девочкой. Вся эта дурь вылечилась в подростковом возрасте.
Воспитывала нас большей частью бабушка. Маленькая, суетливая. Она умерла, когда мне было шестнадцать, а Дуньке двенадцать. Перед смертью сунула мне кулек с украшениями и велела не показывать отцу. Отец так и не узнал о них. Берегла на чёрный день, а потом просто потому, что это хоть что-то, оставшееся мне от семьи. После смерти бабки отец не стал появляться дома чаще. Я наше сиротство не афишировала, в принципе, нам с Дунькой было комфортно. А когда мне стукнуло восемнадцать, он пришёл, положил конверт с деньгами на стол, посмотрел на меня внимательно.
— Я выполнил свой долг. Квартира переписана на вас с Дуняшкой пополам, иногда буду пересылать деньги. Пока, дочка.
И исчез, оставив меня наедине с входящей в пубертат Дуней. Она внезапно решила, что её нужно звать Дианой, осветила волосы, начала курить и таскать лифчики, хотя груди у неё отродясь не водилось. Следующие два года я пыталась учиться в универе и отслеживать сестрицу. Она могла сесть на электричку и уехать в чужой город. Пару раз мне даже выпороть её пришлось. Все, чего я добилась — волосы она перекрасила в чёрный. А Диану сократила до Ди, впрочем, я все равно звала её Дунькой.
Забить на сестрицу не получалось — родная. К семнадцати годам она немножко поумнела, поступила в университет. Решила, что весь мир — тлен и обвесилась огромными цепями. Я решила — чем бы дитя не тешилось, лишь бы получило высшее образование. Что оно с грехом пополам и сделало. А потом, буквально на следующий день, пришла ко мне, стриженая почти под ноль и странно счастливая, учитывая, что мир-то — тлен.
— Я хочу найти себя, — сказала торжественно.
— А чем ты занималась последние восемь лет? — отмахнулась я.
— То все ерунда. Теперь я хочу в кругосветное путешествие. На год.
Я вздохнула. Во всем есть плюсы — я год буду одна в квартире. Трешка, доставшаяся нам от папы, когда Дунька была дома, походила на коммуналку, а её товарищи съедали все, что находили.
— Мне деньги нужны, — продолжила сестрица. — Половина квартиры моя. Давай продадим и поделим.
Я встала в дыбы. Дунька не желала слушать ничего. Сказала, что в таком случае продаст свою долю, и квартира станет коммуналкой в самом деле. Я пыталась отдать ей бабушкины драгоценности, но они на несколько миллионов не тянули. Так, безделицы. Квартиру продали. Я плакала. Каким бы ни было моё детство, я здесь выросла.
Дунька уехала в кругосветку. Я, к тому времени уже несколько лет работающая, бухнула все свои деньги в ипотеку и приобрела хорошую двушку. Дунька то появлялась, то исчезала. Иногда мне казалось, что она взрослеет, но, наверное, я ошибалась. Возможно, именно поэтому я так хотела быть мамой. Больше всего на свете мне хотелось стабильности и свою семью. Настоящую. Из которой люди бесследно не исчезают. Поэтому у меня есть Сонька.
Такой вот краткий экскурс в мою биографию. В ней ещё много моментов, которых я коснулась позже — куда исчез Сонькин папа, откуда взялся Сатана и почему я живу в чужой квартире. Сейчас же я сидела на постели и напряженно смотрела на платье. Оно было темно-красным, почти бордовым, и шло мне идеально. Я примерила его уже сто раз — ни лишнего грамма на моей фигуре после родов не отложилось. Только грудь стала полнее, так это даже плюс.
Платье я достала по причине того, что меня пригласили на свадьбу. Она уже завтра. И про Дуньку я вспомнила по этой же причине — она могла бы пару часов посидеть с Соней. Я надеялась, что собственную родную племянницу она не угробит.
Сонька спала, а я, вместо того, чтобы спать, гипнотизировала телефон. Последний раз я видела Дуньку два месяца назад — она приходила смотреть на племяшку. Потом предсказуемо исчезла. Наконец, я решилась и набрала ее номер. Сначала гудки пополам с треском, но трубку взяли, когда я уже отчаялась.
— Алло! — крикнула Дуня. — Лидка? Что стряслось?
— Ты не посидишь с Соней два часа? Завтра. Пожалуйста.
Дунька замолчала. Секунды текли. Наконец, она вздохнула.
— Лид, я же в Тибете. Буду совершать пешее паломничество на гору, а потом познавать дзен. Пару месяцев. Но как вернусь, так обязательно посижу!
Короткие гудки — связь прервалась. Проверила баланс — так и есть. Те пять сотен, что я кидала на месяц, сожрались, плюс ещё две надо, чтобы вылезти из минуса. Да, мне дзен не светит точно. Проснулась и разревелась Сонька. Забарахтала гневно ручками и ножками. Я подошла к ней ближе.
— Ты — моя семья, — серьёзно сказала я дочке.
Та посмотрела на меня внимательно, будто и правда поняла, перекатилась со спины на животик — в последнее время этот финт получался у неё все ловчей, а потом малышку вырвало на моё самое дорогое платье, которое так и лежало брошенным на постели.
— Правильно, — поощрила я дочь. — Все равно я никуда не пойду. Не больно мне туда и хотелось.
Но к горлу подкатил горький ком, на глаза навернулись слезы. Чтобы не печалиться лишний раз, свернула платье и выбросила его в мусорку — с глаз долой из сердца вон. И вообще, не жили как люди — не фик начинать. Надо идти гулять. Свежий воздух выбивает из головы дурацкие мысли. По крайней мере, должен. На улице бабье лето — солнце светит, деревья золотые. Как на картинке.
— Будем гулять и ни о чем не думать.
В подъезде было так чисто, как, наверное, никогда. До такой степени, что я ощутила внезапный порыв поставить на подоконник на лестничной площадке горшок с фиалкой. Но мой порыв быстро остыл — цветов жизни мне и так хватает, без фиалок. Мы гуляли без коляски, руки мои просто онемели — дочка, несмотря на то, что родилась немного недоношенной и крохотной, на грудном молоке тяжелела быстро. Зато она смотрела вокруг до тех пор, пока не уснула, и совсем не плакала.
Плакать хотелось мне. От того, что жалко себя. Чертовски жалко любимое платье. Даже если я вытащу его из мусорного ведра, вряд ли смогу свести пятно. И Соньку было жалко, что растёт без папы, и у неё такая никчемная мать. Дуньке жалости тоже досталось — расти она в адекватной семье, ей бы дали нормальное имя, и, может, она выросла бы не такой чокнутой. Даже Сатану пожалела — он опрокинул вазу, поэтому сидел запертым в ванной и наверняка орал на весь подъезд. Впрочем, в подъезде все Сатану уважали и побаивались, хотя я надеялась, что кто-нибудь наберется храбрости и однажды пристрелит его.
К возращению домой я накрутила себя до такой степени, что уже шмыгала носом. Сонька сопела, уснув и обвиснув в моих руках пудовой гирей, а я шла и старалась не разрыдаться до того, как за мной закроется дверь квартиры.
Возле подъезда стоял сосед. Возле своей красивой длинной машины. Было солнечно, но прохладно, я мерзла в пальто, несмотря на то, что несла тяжёлую Соньку. Сосед был в одной футболке и джинсах. Я даже мысленно не могла называть его Германом, даже не знаю, почему. Назло. Я смешная и глупая. Я из мира Лидок и Дуняш. Так вот, сосед стоял в футболке и тер чёрную полоску на крыле машины. Ожесточенно, мышцы на руках так и играли. Я даже полюбовалась мгновение. Потом сосед выпрямился, на лице — досада. Одноразовых салфеток использована пачка, а полоска не стерлась.
