— Да! Спасибо! Я дойду!
Дернула за ручку, но двери были по-прежнему заблокированы.
— У тебя все в порядке?
Я посмотрела на него. В его глаза. А они красивые несмотря на холодность. Даже очень. В них что-то угадывалось, что-то необычное. Далекое от меня. В голове стоял самый настоящий дурман, а в машине, окутанной его парфюмом, было так тепло, что выходить не хотелось. Ведь там дождь, серость, боль.
— Да! Я могу выйти?
Он продолжал смотреть на меня. Никто и никогда, еще так не смотрел на меня, ни один мужчина. Взгляд насквозь и оторваться невозможно. Но нужно. Он вселял нечто необычное, запретное, то, чего в подсознании, я не хотела и возможно даже боялась. Его близость стала пугать.
— Можешь!
Дверь щелкнула, и я вылетела на улицу. Ни спасибо не сказала, даже не попрощалась. Просто бросилась к воротам, спиной ощущая его взгляд. Быстро побежала по дорожке и оказавшись у двери, пыталась отдышаться. Что я так перепугалась. На его лице, как и на руках были шрамы, но они скорее украшали его, нежели отталкивали от себя. На маньяка не похож, но и находится с ним рядом не было, сил, как под гипнозом себя ощущала. Толкнув дверь, вошла в дом. За столом сидела мама. Уже одетая, с сигаретой в руке и со стаканом. Последнее время ее обычное состояние.
— Ты где была?
Странно. Может солнце засветит, она поинтересовалась, где я была.
— Нигде! У озера, как обычно! — пожала плечами я.
Есть хотелось невыносимо, но я знала ничего нет. Банка кильки, хлеб, да огурцы, это не еда. Это их закуска к водке.
— Сигарет нет! В магазин сходи!
Я стащила с себя платье, повесила его на печку и зябко поежившись, накинула старый выцветший халат. От голода тошнило, желудок сводило до боли. Я держалась, знала, это маму мало интересует, хочу я есть или нет.
— Мне никто в долг не дает! Елена запретила! Там больше трех тысяч! — спокойно ответила я, присаживаясь поближе к печке.
Баню нужно было топить, чтобы помыться, а оставались последние дрова.
Понесся трехэтажный мат, и мама ударила кулаком по столу.
— Проклятые сволочи! Ленка, эта проститутка! Замуж выскочила, нос задрала, сука, а вместе учились!
Я молчала. Сказать в ответ было нечего. Холод пробирал до костей, не хватало только заболеть.
— К Стасу сгоняй, займи у него денег!
Я посмотрела на маму. Когда-то, а точнее еще совсем недавно, при Федоре, она была очень красивой. Мои длинные волосы, в нее, у мамы тоже были роскошные, до задницы, и она очень ими гордилась. А сейчас на нее было страшно смотреть. Они все спутались, лицо опухло от пьянки, под глазами черные синяки, похудела и постоянно сопровождающий ее запах невыносимого стойкого перегара.
— Я не пойду! Светлана Максимовна, итак, злая, что бабушка смену пропустила!
Мама прищурилась.
— А ты значит, за семью заступиться не можешь? Заболела бабушка, что непонятного! Стас тебе сотку не даст? Не поверю!
— У него родители дома и бабушка! Я не хочу туда идти, ты не знаешь, как они относятся ко мне? Он, итак, дров нам купил!
— А ты прям его не благодаришь? Да вся деревня знает, что вы делаете, он прет тебя!
От обиды, я едва не упала со стула. Было больно и неприятно это слышать.
— Ты ошибаешься, мама! У нас ничего не было! Я хочу спать, прости!
— Живо, за сигаретами сходила! Что ради матери не можешь? Тварь неблагодарная! Всю молодость на тебя положила!
Слушать незаслуженные упреки, было невыносимо. Встав, я бросилась на второй этаж, на чердак, где была моя комната. Там, в уединении, мне было легче. Можно поплакать, но я не могла. Просто, прижавшись лбом к окну, смотрела на магистраль, на черту города, словно зная, там совершенно другая, недоступная мне жизнь.
[ДАВИД]
Дождь, крупными каплями, стекал по моему лицу. Я стоял у машины, и смотрел на ворота, старые и покосившиеся. Эта девчонка…Даже штопаное старенькое платье, не уродовало ее. Обломанные ногти, и поношенная обувь. Красивая. Таких небесно голубых глаз, не встречал никогда. Очерченные темными густыми ресницами, они излучали какой-то непонятный свет. А ее волосы, длинные, густые, до талии. Все в ней было идеально, тело фотомодели, стройная, тонкая. Что она забыла в этой глуши? Красивых баб много, и конечно и эта девочка не была исключением, но вот что-то в ней такое было. Когда она вышла из машины, знал, что, не все у нее в порядке. Предчувствие никогда не подводило меня. Впервые, мне было интересно что с кем-то, не со мной, а с кем-то помимо меня. У нее что-то случилось, и как бы не хотела, она не могла этого скрыть. Зачем мне это? Посмотрел на сидение, заколка. Дешевая, копеечная, но выпавшая из ее волос. Взяв в руки, покрутил. Ничего необычного, только вот что-то подстегивало, нужно отнести. Вышел. Долго стоял под дождем и смотрел на дом, в который она вошла. Нищета здесь кричала из каждого угла. Воспоминания роились в голове, как тараканы. Такой же покосившийся дом, пьяная вдрызг мама. Сколько, я себя помню, она была пьяная всегда и бесконечная вереница разных мужиков. Потом приют, потому что ее лишили родительских прав. Страдал ли я? Нет. Я давно не жил дома, там я мешал. И все чаще и чаще, мне не забывали об этом напоминать, когда зимой, я спал на улице, вот под таким же деревом, на которое смотрю.
— Ты к Ладке что-ли?
Рядом остановился смуглый парень в давно не стиранных потрепанных трениках. Я брезгливо поморщился. Воняло от него соответствующе.
— Это кто, Ладка?
Даже подумать не мог, что девчонка, которую, я подвозил, могла связаться вот с этим обмылком. Неужели, она настолько себя не уважала? Да в принципе мне то какое дело, верну заколку и все.
— Ну че молчишь, пойдем? Чалился? Татухи зачетные!
Я с презрением бросил взгляд на забулдыгу и в два счета открыв щеколду, прошел по аллее. Дождь лил все сильнее, а небо становилось только хуже. Сегодня пятница, деньги на кармане, что мне мешало поехать в сауну или оттянуться дома с какой-нибудь кобылкой? Вместо этого мокну под проливным ливнем, чтобы вернуть заколку какой-то левой девчонке. Дверь оказалась не заперта. За столом в сильно захламленном помещении, которое, как я понял служило столовой, сидела пьяная баба. Я внимательно посмотрел на нее. Одно лицо с дочерью, почему-то был уверен на сто процентов что это ее мать. Если не пила бы, была бы красавицей. Непроизвольно вспоминаю мать, какой она была, пока не подружилась с бутылкой и что с ней стало потом.
— Лад, а мы к тебе!
Паренек вошел следом за мной и потряс бутылкой дешевой, скорее всего паленой водки.
— Вот что, я принес!
Лицо пьянчужки заметно оживилось.
— А это кто? — бесцеремонно ткнула в меня она пальцем.
Я сам не обременен хорошим манерам, но баба вызывала лишь одно отвращение.
— Я понятия не имею, думал к тебе!
Парень прямо в обуви, хотя в такой грязи можно было и не раздеваться, шагнул внутрь и сел на не менее пыльный стул.
— Ты кто?
— Я к девушке, скорее всего ваша дочь! — пытался начать мягко я. — Она потеряла!
Покрутил в руках заколку, опуская подробности что она была у меня в машине.
— Лялька что ли? — хмыкнул парень, уже открывая водку. — А ты че к соседям приезжал? Прораб?
Я кивнул.
— Да! Подумал вещь представляет ценность для девушки!
— Да какая там ценность! Ладно бы золотая была! — хмыкнула баба. — Лялька, спустись сюда, живо!
Наверху раздались негромкие шаги. Мне в этой обстановке все больше вспоминалось свое убогое детство. И вот по лестнице уже спускается та самая девчонка. На ней какой-то грязный засаленный халат. Волосы собраны в нелепый пучок. Но все равно, даже такой вид, не может скрыть ее красоты. Девчонка прекрасна. Ей бы Париж покорять, на подиумах разгуливать, а не сидеть в этой лачуге.
— Тебе тут заколку, Лялька принесли! — пьяно рассмеялась ее мать, жадно осушая стакан. — Жаль, что не стопку баксов!
Она же представлялась, ее зовут, Ангелина, совсем не Ляля, и это имя, как нельзя подходит для ее прекрасных небесных голубых глаз.
