- У тебя нет психологического образования, - сухо напомнил любимому родственничку Илья.
- А ты думаешь, что меня до сих пор останавливает? - расхохотался Кротов. - Явно не отсутствие практического материала.
- Ты, главное, любимую свою не забудь в диссертацию включить, - мило предложил Хованский. - И показать ей тоже не забудь.
Он знал, на что давить. Незабвенная Юлия Вячеславовна Рябинина, хореограф университета и уже года полтора как любимая женщина его дяди, сначала этой самой диссертацией по макушке тому настучит, а потом начнет разбираться. И кого-то она этим напоминала…
Хованского аж передернуло. Боже, неужели из Белоярцевой такое же чудовище вырастет? Которого студенты обожали и от которого одновременно шарахались?! Да не дай бог!
- Даже спрашивать боюсь, о чем ты сейчас подумал, - Кротов хмыкнул, вновь похлопав его по плечу. - Зато поинтересуюсь другим моментом. А не поделишься секретом, родственник ты мой… Почему на моей машине показания спидометра так отчаянно скакнули? И бензин закончился. И царапина на левом крыле…
Вот тут настал черед Хованского размышлять о способах бегства… В смысле стратегического отступления. И только имидж (да-да!) тот самый имидж лучшего староста не позволял ему позорно слинять от преподавателя.
- Понятия не имею, о чем ты, - легкомысленно пожав плечами, Илья состроил самое невинное выражение лица из всех, на какое только был способен. И сделал себе мысленную пометку быть аккуратнее в следующий раз. А то Кротов и его дедуктивные методы…
Если не до скандала и санкций в семье, то до заикания и шантажа точно доведут!
- Ну-ну, - дядя ему не поверил. Причем от слова совсем. Но заигравший в кармане пиджака сотовый телефон отвлек его внимание на себя. И глянув на время, Кротов вздохнул. - Ладно, сейчас тебе повезло, у меня пара уже началась, а оставлять первокурсникам на разграбление кабинет не входит в мои планы. Как и в планы нашего ректората по ремонтам. Так что…
- Я пойду, верно?
- Мы пойдем, - поправил его дядюшка. - А то, что-то мне подсказывает, что твоя посещаемость тоже требует тщательного контроля.
- А вот это было обидно… - откровенно поморщился Хованский, поправляя лямку рюкзака на плече. - Я тут, понимаешь ли, блюду посещаемость студентки совсем не с моего курса, между прочим, чтобы она к тебе на пару попала, а ты…
- А я ограждаю родного племянника от ушибов и других травм, - хмыкнул Валентин Сергеевич. - А то еще пару минут, и ее элегантный тяжелый рюкзачок опустился бы на чью-то макушку…
- Но-но! Я, между прочим, обладаю хорошей реакцией, и…
- Потрясающим самомнением, которое переплюнуть может только Елизаров. И да, - “любимый” родственник не мог не оставить последнее слово за собой. - С инстинктом самосохранения у тебя тоже… Не очень.
- Да я…
- Пошли уже, “лучший староста”, - толкнув его в спину, Кротов направился в сторону крыльца, даже не сомневаясь, что обиженно сопевший племянник последует за ним.
И даже не догадываясь, что желание отомстить у племянника может послужить источником немалых проблем в будущем. В очень ближайшем будущем. Как только Хованский придумает как отомстить!
Глава 3
Арина Белоярцева
- Белоярцева! Тебе конец!
Этот вопль раненного бизона оторвал меня от чтения и заставил всерьез задуматься о нескольких вещах сразу. Первая - кому я опять в чем-то не угодила? Вторая - а кто это, собственно, так орет? И третья…
Чего Хованский от меня хотел-то?
На последнем вопросе я помотала головой, прогоняя чертового старосту из собственных мыслей. И даже соизволила вытащить один наушник, с любопытством уставившись на нависшую над моей партой Колобову - комсомолку, активистку и просто очень прилежную девочку. Которой, вообще-то, не положено знать те неприличные выражение, что сейчас прямо-таки светились на ее лице.
И блин. Чего я опять натворила, а самое главное - когда?!
- Белоярцева… - шипела разъяренной гадюкой Верка, сжимая в руке какую-то цветастую бумажку. - Как. Это. Понимать?!
- Эм… - я честно задумалась над этим вопросом. И не менее честно ответила, недоуменно пожав плечами. - Что их чего понимать-то? Колобова, тебя наш декан покусал или опоздуны статистику группы портят? Или что?
Самое смешное, что мне действительно было интересно, что за фигня творится. Потому что особых косяков за собой я не помнила, профессорско-преподавательский гнев на себя не вызывала и даже с нашим куратором не спорила.
Хотя эта суетливая мадам в крупных, круглых очках умудрилась припрячь меня к оформлению стенгазеты. И я даже сама не поняла, как на это согласилась!
Мелькнувшая в сознание мысль едва-едва успела оформиться в целую догадку, когда Колобовой надоело ждать моего просветление. И она медленно, чуть ли не по слогам, с непередаваемой интонацией протянула:
- Ты, Белоярцева, это стихийное бедствие по какому-то непонятному недоразумению занесенное в мою группу, - фыркнув, эта королева ткнула мне несчастным листком в нос. - На, смотри! Твоих рук дело?!
А я что? Я посмотрела. И с некоторым недоумением поняла, что да. Моих шаловливых рук дело. Привычка делать забавные зарисовки во время усиленной умственной деятельности тянулась за мной еще со школы…
И пропадать не собиралась, явно. Особенно хорошо у меня это получалось, когда я волновалась или чем-то была впечатлена… Ну вы поняли, да? Последнюю неделю у меня был один повод. И для нервов, и для впечатлений, и для несчастной первой влюбленности.
Хомяк, чтоб его!
- Верка, это не я, - тут же открестилась я от своей причастности, мучительно вспоминая, где и как могла это нарисовать. Вспомнила.
И почувствовала, как щеки залил румянец смущения пополам с диким желанием придушить того гада, что спер мои листочки. А еще мыслью…
Это че, Хованский видел? Это он из-за этой пакости меня искал? Ешкин кот! Нет, я понимаю, что везучесть у меня, конечно, ниже плинтуса. И даже признаю это! Но до такой степени я не позорилась класса так с шестого… Когда призналась мальчику на спор в любви, а он рассказал об этом всему классу.
Елки-палки, это что ж обо мне Хомяк подумал? Что он вообразил? И как теперь жить? Харакири делать, в другой универ переводится или срочно заводить парня?
Млять… Убью Костяна за знакомство с Хованским, честное слово!
- Верк, а Верк, - Колобова просверлила меня убийственным взглядом, но кивнула. Типа “Говори, смертница, я тебя слушаю”. - А кто у нас на должности художника в редколлегии, не подскажешь?
- А тебе зачем?
- Да вот, возникло желание познакомить его с такими понятиями, как “конструктивная критика” и “авторское право”.
А еще “твердая поверхность стола” и “бросающиеся на человека углы”, но об этом я культурно умолчала. Потому как что может, собственно, слабая девчонка? Ну или почти слабая…
- Ты же понимаешь, что опровержение всего этого не поможет? - неожиданно вполне миролюбивым тоном поинтересовалась Верка. Я кивнула, грустно повесив нос. Потому как слава влюбленной в Хомяка идиотки прицепилась ко мне теперь надолго. И как мне теперь с этим жить?
Ну подумаешь, увлеклась разочек… Замечталась, сбежав первый раз после поцелуя в столовой. Подумаешь, изобразила небольшой шарж произошедшего на бумаге. Как я пытаюсь дотянуться с поцелуем до этой шпалы. Подумаешь, сердечек вокруг добавила… Кто просил это публиковать, а? Я, между прочим, тогда еще не знала, какой Хомяк противный!
- Арин, а что на самом деле произошло? - поинтересовалась Верка. - Как-то этот рисунок не очень сходится с тем, что ты от него прячешься, а он тебя ищет.
Елизаров с нами произошел! Вот только если я озвучу это вслух, запутаю общественность еще больше. Вообще тройничок припишут… Или групповуху, если Градову вспомнить…
- Недоразумение произошло, - буркнула я. И твердо повторила с напускной бодростью. - Недоразумение, только и всего. А раздули… Сенсационность, блииин…
