— Да. Есть такое.
— Ну вот вы сделали мне полезное, дав мне знания. Я в ответ — вам. Держите, — достает из пакета две книги: «Секс после тридцати» и «Секс при болях в спине». — Почитайте на досуге.
— Так может вместе почитаем?
— Нет, Богдан Владимирович, не получится. Ну и третий подарок. Держите, — вновь тянет руку в пакет и достает оттуда белую коробку. — Открывайте.
— Лещ вяленый, — задумчиво произношу я, достав из коробки вполне себе реальную рыбу в вакуумной упаковке.
— Да; лещ. Так как мои мама с папой воспитывали меня как принцессу, я не могу дать вам леща. Поэтому получайте вот такой,
— несколько секунд я сижу молча, наблюдая за тем, как быстро Аня собирает вещи. Красиво уела, однако — глупо. Главное-то не сказала. Трусиха. И сейчас, несмотря на Анины речи и «подарки», становится ее жаль.
— Спасибо, за все, Анечка. Я все же кончил.
— Рада за вас.
— Остановись на секундочку. Ты совершила одну из главных ошибок для врача.
— Какую?
— Проявила невнимательность. Загляни в дневник практики, — медленно листает страницы и дойдя до нужной меняется в лице.
— Сука.
— Собака?
— Ты!
Глава 3
Чувство триумфа, пусть и полученного таким детским способом, очень быстро уползает в неизвестном направлении.
— Тогда правильно будет кобель, — слышу позади себя насмешливый голос Лукьянова. В очередной раз опускаю взгляд на свои руки и всматриваюсь в надпись в конце дневника. Ну не мог он так!
«Неудовлетворительно. Дыши глубже, курносик. Скоро удовлетворимся»
— Ладно, не злись. И не грусти, а то сама знаешь, что не будет расти. Так и останутся полторашкой.
— Зато не отвиснут — бормочу в ответ, совершенно не понимая, что сейчас делать. Как себя вообще вести?
— Увы, когда-нибудь все равно отвиснут. Особенно, если будешь шизанутой мамашкой, одалживающей своему чаду грудь до трех лет. Ладно, давай серьезно. Понимаю, что происходит сейчас в твоей голове, но все не так, как кажется. А вообще, ты бы вместо оргазмического спектакля, лучше бы предъявила мне претензии по поводу того, что узнала от Егора. Вот чего ты молчишь, а? — шепчет мне на ухо.
Несколько секунд я еще стою в ступоре, не зная, что сказать и только, когда Лукьянов притянул меня к себе, чувство протеста взыграло не на шутку.
— Ты урод, — роняю дневник на пол и со всей силы, на которую только способна, отталкиваю Лукьянова двумя руками в грудь. Кажется, на мой выпад он и не шелохнулся, лишь едва заметно усмехнулся, от чего еще сильнее меня разозлил. — Козел! — вновь толкаю его с силой в грудь, на что он откровенно начинает смеяться.
— Надеюсь, полегчало. А теперь, может быть, поговорим, как взрослые люди?
— Как взрослые? Так это по-взрослому поставить неуд и написать мне такое?! Я, может быть, не самая лучшая студентка, но уж точно, как минимум, галимый трояк заслужила. Ты мне испортил дневник, кто его вообще теперь примет с такой надписью?!
— Дай Бог, чтобы это была твоя самая страшная трагедия в жизни. Это быстро решается, Анечка, — поднимает мой дневник. — Вот эта страничка вырывается, ну и заодно та, которая идет вместе с ней. И вуаля, ничего нет. И, кстати, характеристику студента пишут на последней странице, — наклоняется к моему лицу и шепчет в губы. — Вот ее не вырвать, потому что она такая в единственном экземпляре с напечатанным заголовком. Плохого ты обо мне мнения все же. Я, можно сказать, выжимал из себя вместо курносой «курносик», а ты все равно нос кривишь. Неблагодарная.
Закрываю глаза, пытаясь успокоиться и тут до меня доходит. Это же можно использовать против него и… прекрасно!
— Ладно, все и вправду не так страшно. Отдай мой дневник.
— О… да ты не только непредсказуемая, но и коварная, Анна Михайловна. Как огурец с горькой попкой, да? Хрен тебе, а не дневник, — демонстративно вырывает страницу со своим художеством и рвет ее на кусочки. — Я к тебе со всей душой, а ты ко мне жопой, — парадокс, но сейчас Лукьянов не шутит На его лице нет ни тени улыбки.
— Так это называется со всей душой, а я к тебе жопой? Тогда у тебя что-то не то с душой, у а меня с жопой!
— Ну а кто сейчас хотел это использовать против меня, а?! Хотел бы я тебя реально завалить, поставил бы просто неуд, не подставляя себя сраным «курносиком». И в характеристике написал бы такое, что тебя бы сам ректор тестировал.
— Так мне еще и поблагодарить тебя надо? — со всей иронией в голосе произношу я.
— Нет. Просто замолчать и желательно включить все имеющиеся извилины. Сядь, давай нормально поговорим, в том числе и про мой брак, — внаглую подталкивает меня к дивану и сам садится рядом.
— Дай я угадаю, сейчас ты мне скажешь, что отношения с женой сошли на нет, последнее время ваш брак держится только из— за ребенка, и в вашем общем доме вы исключительно соседи и создаете видимость семьи, пока не повзрослеет дочь, дабы не причинять ей психологическую травму. Поэтому ты гуляешь в тихушку. Соседями вы стали из-за того, что жена тебя не понимает, запустила себя, поди неизбежно жирком и целлюлитом обросла, да к тому же уже и сиськи наверняка начали подвисать. Не ухаживает за собой, вся в дочери, пока ты бедняжка потрахиваешь каких-нибудь девок в отцовской квартире. Я что-то упустила? Так, ладно, молчи. Второй вариант. У вас нормальная семья, у которой, как и у всех, бывают разногласия. И вот сейчас у вас кризис, и пока твои жена и дочка где-то проводят каникулы, ты решил гульнуть, потому что хочется, ну и, собственно, можется. Что, конечно, не исключает того, что она себя запустила, ты давно ее не любишь и бла-бла-бла. Угадала?
— А говоришь, как принцессу воспитывали. Уж лучше бы леща дала. Кстати, знаешь почему я тебе неуд поставил?
— Из-за моего плохого воспитания?!
— Из-за того, что ты вряд ли мне поверишь, пока не остынешь.
— А я не закипала и даже не нагревалась. Значит, если я правильно поняла, ты и стараться не будешь, чтобы оправдаться? — на мой выпад Лукьянов лишь усмехается.
— Да мне нет нужды оправдываться, равно как и рассказывать о том, что тебя вообще не касается. По крайней мере, пока. И все твои рассказы мимо. Вообще все.
— Да ладно?!
— С тобой иметь дело накладно. Я не живу со своей женой уже десять лет, и примерно столько же я не видел ее вживую. Ее нога никогда не ступала в мой дом. И да, у нее прекрасная фигура, и лицо с грудью тоже были прекрасны не только десять лет назад, но и, судя по последней присланной фотографии моей дочери, на данный момент тоже. У нас с ней ненормальная семья, потому что семьи нет. Моя семья — это моя дочь, которая живет со мной, и Егор. Однако я свободен, пусть и со штампом в паспорте. Причины моего по-прежнему существующего брака и вообще мое прошлое на данном этапе наших отношений тебя не касаются, — внимательно смотрю в непроницаемое лицо Лукьянова. Я ведь даже не знаю и не понимаю, когда он врет. Очень ладный рассказ. Как будто правда. В какой-то момент появляется что-то вроде надежды. Ну подумаешь, есть дочь. Он ведь не мальчик, в конце концов. Это вполне себе нормально. Папа ведь тоже был когда-то женат на другой и с ребенком, тем более приемным. И тут же появившаяся надежда утопает в болоте вместе с недавним триумфом: мой папа был вдовцом на момент встречи с мамой, а этот нет. Женат ведь!
— А если бы ты от кого-то узнал, что я официально замужем и у меня есть ребенок, тебя бы это не смутило и не расстроило?
— Ну если бы ты была замужем только на бумаге и не видела своего мужа до хрена лет, то нет — не смутило. Равно как и то, что ты бы об этом мне не сказала. Ребенок, да, однозначно бы… расстроил. Наличие маленьких детей всегда осложняет жизнь. Тем более чужого маленького ребенка.
— Офигеть. Ты так просто говоришь о том, что тебя бы расстроил мой ребенок? А если у меня он реально есть?!
— Типичная женская ошибка. Ты что, реально считаешь, что я должен полюбить чужого ребенка, как своего и радоваться его наличию? С ним можно примириться и дружить. В дальнейшем хорошо общаться, но чужой ребенок — это чужой. И да, я не их тех мудил-папаш, которые бросают и забывают своего собственного ребенка, потому что встретил женщину, у которой уже есть чужой ребенок и я вдруг полюбил его. И вообще причем тут твой несуществующий пример? На черта все смешивать в кучу?
