сохранить что-то, только бы не остаться одному.
Я думал, она чувствует меня, понимает. Думал, что ее глаза никогда не посмотрят так на другого. Тогда ночью, я ловил ее стоны и понимал, что впервые раскрылся перед кем-то. Перед ней. На полную раскрылся, грудную клетку вспорол и показал ей своей сердце. Все страхи свои, которые так тщательно прячу за стеной пох*изма.
Она не просто очередная, она та, что сердце мое вытащила, а потом за ненадобностью швырнула его мусорный жбан.
Я поступил с ней как м*дак. Стоял и говорил эти гадости, видел боль в ее глазах, но понимал, что так лучше. Потому что я урод. И если останется со мной, сдохнет, как и я.
Через две недели мне в универ. Я буду в казарме, редкие выходные пару раз в месяц нас не спасут. Да я же с ума сойду от ревности, понимая, что рядом с ней тот ублюдок. Я сожру себя, и ее. Я поступил правильно. Только так я мог позаботиться о ней.
Беру телефон в руки. Внутри пустота звенящая, сосущая. Снова это бл*дское сообщение. Каждая буква в мозг въедается, выжигает его, иссушает.
Хватаю бутылку, швыряю в стену. Громкий, дикий крик разрывает уши. Они все смотрят на меня как не дебила. Пусть валят. Я не хочу никого видеть.
Вижу боковым зрением, как кто-то срывается ко мне. Делаю это, и только потом понимаю, что мой кулак врезается в чью-то челюсть. Боль ослепляет, но не приводит в себя. Я бью его, на меня налетают трое.
— Не трогай его! — кричит одному из них Птаха.
— Мразь! Угандошу! — хватаю телефон, размахнувшись, бью его об пол. Бью, пока все это не выходит. Пока хоть немного не попускает. А потом упираюсь лбом в грязный пол бара и вою от едкой боли внутри.
Я не могу. Без нее не могу. Перед глазами ее лицо заплаканное, ее губы искусанные.
* * *
С тех пор как я все сломал, моя боль постоянно внутри. И когда совсем нет сил ее терпеть, я вынимаю ее. Я беру ее в руку и держу вот так, на ладони. Я сжимаю эту черно-серую грязь, и швыряю о стену. Она расплескивается. Словно шар, наполненный водой взрывается, марая все вокруг. Она ломает мебель, разбивает в вдребезги стекла, и каждый осколок поражает точно и прицельно. Они все летят в меня. И тут уже не скрыться, не спрятаться. Ты просто подыхаешь от боли в луже собственной крови. Лежишь и смотришь остекленевшим взглядом перед собой, искренне не понимая, а что дальше? Зачем все вокруг, если ее нет? Если она с другим…
* * *
— Эй, брат, ты как?
Поворачиваюсь. Рядом стоит Птаха. Друг не сводит с меня напряженного взгляда.
— Там уже все бухие, ты чего тут завис?
Понимаю, что снова выпал из времени. В последнее время так бывает часто. Мозг сам подкидывает эти воспоминания
— Сишка есть?
Птаха хмурится, но вытягивает из кармана пачку.
— Мне Лизка сказала… это она была?
Киваю. Стискиваю кулаки, потому что даже говорить о ней больно.
Друг присаживается рядом.
— Брат…
Вместо ответа достаю из кармана новенькую банковскую карту. Открыл ее вчера. Протягиваю ему.
— Можешь перевести отсюда на тот счет, который, нам кидали мои юристы…
Он кивает. Я читаю в его взгляде осуждение. Вот только мне все равно кто и что об этом думает.
— Продал все-таки?
Затягиваюсь сигаретой.
— Да, вчера. Теперь выходные не скоро светят, поэтому спешил все вчера доделать…
— На чем гонять теперь будешь?
— Да есть колеса, — смеюсь его встревоженности. Ей богу, он как мамочка. Хлопаю ему по плечу.
— Не парься ты, все в порядке.
Птаха кивает.
— Марго звонила утром. Мать твоя …
Меня передергивает от одного только слова.
— Бл*ть, Птаха, я уже говорил, ничего и слышать не хочу ни об одной, ни о второй суке!
— Илюх, я все понимаю, но она же мать… а вдруг правда ей х*ево?
Я засмеялся.
— Ху*во? Да что бл*ть вы все знаете о том что такое ху*во?!
Поднимаюсь на ноги, разминаю шею, чувствуя, как по венам пробегает лава.
— Она с ним, брат. Не надо тебе в это лезть. Я все сделаю, как ты просил, хотя, уверен, что ты погорячился, — он приподнимает карту в руках. — Но не надо, слышишь? Реально, с ней ты психом конченым стал.
Я молчу.
— Я просто переживаю…
— Не пей много, брат, — перебиваю его, не желая дальше продолжать разговор. Тушу сигарету.
— И завра не опоздай в универ…
Поднимаюсь по склону к воротам его дачного участка. Захожу во двор — здесь шумно и многолюдно.
— А ты куда? — Птаха следует за мной.
— Прокачусь. Мозги развеять нужно…
У ворот под брезентом мой байк. Срываю ткань, осматриваю его. Это подарок от отца мне на восемнадцатилетие. Последние пару лет на тачке гонял, а он простаивал. Теперь привыкать нужно заново…
* * *
В тишине намного проще. Хочется, а не можешь ни на ком свою злость вымесить. Веду себя как дебил, срываюсь на всех, кто под руку попадется. Понимаю все, но не могу сдерживать зверя внутри себя.
Остановил байк посреди дороги. Мимо проносятся машины, прохладный ветер немного приводит мысли в порядок.
Достал телефон и набрал его номер. Друг ответил после нескольких гудков.
— Привет Олег, слушай, номер один найти нужно. Осадчая Виктория Владимировна.
— Брат, пару часов нужно. Я сейчас не в офисе, вернусь и все сделаю.
Сбросил вызов. На пальцы свои смотрю — горят. Вспоминаю ощущения от касаний к ней. Когда за руку ее схватил, будто током шарахнуло. Как мальчишка стоял и не знал, что сказать, пока она сыпала обвинениями. Изменилась. Гнева в ней столько, злости. От этого еще красивей стала. Усмехнулся. Когда нахер меня слала, так глаза горели, губы ее красные… бл*ть, ничем ее не вытравить уже. Ни одной заразой. Въелась, и будто так и надо, будто собирается остаться там навсегда.
Открыл чат. Админ скинул новую карту. Через полчаса начнется гонка. Нужно выплеснуть злость, иначе свихнусь. Пишу организатору сообщение. «Буду». Хотя бы так, с помощью адреналина должно стать немного легче.
— Я понять не могу, Вик, ты совсем cебя не уважаешь, да?
Как только я села в машину к Нику, он набросился на меня. Отвернулась в сторону, мне не хотелось говорить с ним об Илье. И дернул ведь меня черт затеять этот разговор с Ольгой. Ник не вовремя зашел в кабинет, и