ней место мыслям обо мне. Оставила ли я в ледяном сердце свой след?
Наивная дура! Влюблённая идиотка! Мысленно бью себя по щекам, бужу снова уснувшую гордость, но глупое сердце рвётся к Тимуру. Наваждение какое-то. С первого взгляда самое настоящее наваждение.
— Тут будешь жить, — припечатывает словами, а я не знаю радоваться мне или биться головой об стенку.
— Мне нужны будут мои вещи. Компьютер, телефон… одежда. Я ведь не успела собраться.
— У тебя было много времени, теперь поздно.
— Но как мне без своих вещей? — обвожу рукой своё озябшее тело в тонкой майке и микрошортиках. Ночью я бегала вокруг дома, пыталась привести в порядок мысли, но у меня так и не получилось придумать что-то, что поможет отцу. — Хотя бы ноут и телефон можно?
— Исключено, — отрицательно качает головой, сжимает губы в тонкую нитку. — Всё необходимое тут есть, тебе хватит.
— Но мой телефон… там вся моя жизнь! И компьютер, — пытаюсь вразумить неуступчивого Тимура, объяснить, но он лишь снова качает головой.
— Потерпишь пока без разговоров с подружками и без женихов своих, — твёрдо, и я понимаю, что бесполезно настаивать. — Не будь дурой, Элла. Не та ситуация, чтобы глупости делать.
— У меня нет никаких женихов! — взрываюсь, готовая от бессилия топать ногами и метать яркие молнии.
— Твоя личная жизнь — последнее, что меня сейчас волнует. Моя обязанность — твоя безопасность, а всё остальное оставь себе. Если бы не твой отец, я бы никогда не возился с тобой. Но я ему должен, он мой друг, потому приходится наступить себе на горло.
Ну вот как он так может? Почему жестокий такой?
— Ты не просто сухарь. Ты слепой сухарь! — выкрикиваю и принимаюсь остервенело развязывать шнурки на кроссовках. Чёрт, ноги всё-таки растёрла. Гадство. Ещё и этот… сухарь! Довёл, честное слово, довёл.
— Ванная налево по коридору. Там есть аптечка. Разберёшься, не маленькая.
Разувается, даже не глядя на меня, а мне плакать хочется. От бессилия, того, что творится вокруг меня в последние дни, всей ситуации с этими угрозами. Отец уже неделю мечется раненным зверем, злой, что тысяча чертей, бледный и взъерошенный. Никогда его таким не видела, а ещё Тимур… Заноза в каждой точке моего тела и души.
Ванную нахожу почти сразу. Просторная, оборудованная всем необходимым. Господи, тут даже биде есть! Кто бы мог подумать. А ещё говорил, что не хоромы.
После душа становится немного легче, словно со всей дорожной пылью сумела смыть и часть переживаний. Их закрутило воронкой, унесло в водосток. Вот пусть там и остаются. Упаковка пластырей лежит на полочке в пластиковой настенной аптечке, и пока клею тонкие телесные полоски на пятки, думаю, что без компьютера и телефона я точно взвою в этой глуши. Чем заниматься тут в одиночестве? Надеюсь, хоть книги тут есть — согласна даже “Капитал” штудировать, лишь бы не подпускать к себе дурные мысли. А они обязательно будут, если останусь наедине с тишиной.
Интересно, Тимур ещё не уехал? Вряд ли. Рука тянется к просторному махровому халату, в котором утонуть можно, но вдруг шальная мысль посещает голову. Глупость, но мне хочется посмотреть на реакцию моего ледяного телохранителя. Хе-хе, Каиров, держись. Элла Протасова выходит на охоту.
Хватаю голубое полотенце с полочки и, не дав себе времени одуматься, заматываюсь в него так, чтобы оставить достаточный простор для фантазии, но и не открыть лишнего.
Элла, ты же воспитанная скромная девочка! Что ты творишь? Но я заглушаю занудный голос разума и, последний раз глянув на свой чистое и посвежевшее после душа отражание, распахиваю дверь.
Так, интересно, где тут кухня?
Дом довольно большой, построенный кем-то для огромной семьи. Интересно, почему тут никто не живёт? Я ничего не знаю о Тимуре и его жизни вне моей орбиты, но теперь вопросы теснят друг друга в голове.
В коридоре я осторожно касаюсь стены. Останавливаюсь, закрываю глаза, пытаюсь хоть так быть немного ближе к неприступному Тимуру. Безразличному. Жестокому. Ведь только жестокие мужчины после признаний в любви делают вид, что ничего не было.
Ещё и издевается, гад.
Хочу понять его, попробовать просочиться в его мысли, словно я героиня пошлого сериала о паранормальном и способна видеть сквозь стены, умеющая чувствовать. Имеющая возможность проникнуть в сознание того, кто мне дорог.
Но стены остаются глухими к моим страданиям, потому я решаю: жалеть себя буду как-нибудь потом. Когда спать лягу, например.
Кухня, кухня, где же ты? Пить хочется очень, а ещё в животе урчит. Любовные печали — это здорово и интересно, но на пустой желудок даже о любимом думается плохо.
Вдруг откуда-то издалека доносится голос Тимура, и я иду на него, следую как змея за дудочкой укротителя. Кручу головой, прислушиваюсь, шагаю вперёд, пока не попадаю в просторную кухню.
Тимур в ней. Стоит спиной ко входу, прижимает к уху телефон, а во второй руке держит большую чашку. Наверное, с чаем — я помню, он его любит больше кофе. И желательно зелёный. Господи, сколько раз заваривала для него чай, обмирая от мысли, что он может хоть так, глоток за глотком, почувствовать мою любовь.
Сейчас он не видит меня, а я останавливаюсь в дверях, чувствуя вдруг себя самой глупой на свете. Не решаюсь сделать хоть шаг вперёд, боюсь побеспокоить такого занятого Тимура.
Вот за что я его люблю? Постоянно всех парней отшиваю, никого видеть рядом, кроме этого сухаря, не могу. Не хочу. Хотя встречались очень удачные кандидаты — приятные, влюблённые, пылкие. Готовые на многое ради меня, но в голове был и есть только Тимур, и изменить это ни разу не получилось.
Люблю за то, что он самый красивый на свете? Да нет, внешность ведь не главное.
Или за то, что сильный? Надёжный? Верный? А как он стреляет… однажды я пробралась в тир во время тренировки охранников отца. Папа попросил Тимура провести её, обучить всему своих бойцов, а я…
Я целый час, наверное, смотрела, раскрыв рот, только на Тимура. Спряталась в нише и любовалась, боясь вздохнуть. Он стрелял так, что у меня под ложечкой сладко сосало. А потом неделю видела непристойные сны, чёрт бы этого Тимура побрал!
А ещё он мастер спорта по рукопашному бою, бывший военный — сослуживец отца, — и в его силах уложить на лопатки любого, кто не вовремя сунется под руку. Господи, миллионы достоинств!
