— Одни.
— Дети?
Склодовская уже практически не дышала. Ладони были липкими.
Кузьмин был первым врачом за пять лет, кому она говорила правду. Обычно она отвечала отрицательно на первый вопрос. Это исключало остальные.
— Нет.
Кузьмин старался незаметно глянуть на лицевую сторону карты. "Не замужем".
Четыре беременности. Одни роды. Ребёнок не выжил. Отец этих детей не рядом с ней.
Александру Евгеньевичу стоило большого труда сейчас удержать лицо. Он молча протянул Леле кружку с водой. Та кивнула, принимая. Сделала пару глотков.
Это было самым сложным в его работе. Остаться человеком, будучи врачом. И остаться врачом, будучи человеком.
— Ольга Владимировна, я сейчас должен спросить, когда и почему. И понимаю, что делаю Вам больно.
В носу у Лёли уже щипало. Плакать хотелось просто невероятно. Хорошо, что доктор отправил отсюда соседку. А при нем плакать было почему-то не страшно. Она всхлипнула.
Слёзы горячим потоком просто лились по щекам. Лёля неловко утирала их ладонями. Доктор молчал. Потом полез в карман и протянул ей чистый носовой платок. Не салфетку. Такой обычный мужской носовой платок, размером с половину наволочки. В серую клеточку. От платка пахло стиральным порошком. Склодовская благодарно кивнула.
Она была рада, что доктор не кинулся к ней с сочувствием. И ещё, что не сказал: "Я Вас понимаю" и "Вы молодая, ещё родите". Просто сидел на стуле рядом. Опершись локтями на колени. Собрав руки в замок и положив на них подбородок. Смотрел исподлобья. Молча. Ровно столько, сколько ей было нужно, чтобы привести дыхание в норму.
— Ольга Владимировна, ваш организм сейчас функционирует на каких-то скрытых внутренних резервах. В основе всего, что с Вами происходит — состояние нервной системы прежде всего. И сосудов, конечно. Мы постараемся за ближайшую неделю обследовать Вас максимально, насколько это в наших силах.
— У меня что-то серьёзное с сердцем?
— Я не могу сказать однозначно, что нет. Сердце позавчера выдало нормальную реакцию либо на стресс, либо на то, что нарушен венозный отток, — Кузьмин показал на себе, где именно, — Мышцы пережимают сосуды. Сердце начинает качать кровь быстрее. Возникает тахикардия. Поднимается давление. И боли появляются.
— И что мне делать?
— Во-первых, снизить нервную нагрузку.
— Это невозможно!
— Почему?
— Я работаю в школе.
— Да, я видел. Что преподаете?
— Математику.
— Ого!
— А во-вторых, что?
— Во-вторых, есть препараты, помогающие сосудам иметь большую эластичность. В третьих, физиотерапия. Массаж, гимнастика, плавание. Танцы, наконец. И эмоции. Положительные, конечно. Неважно, какого происхождения. От гастрономического до тактильного.
— Как сложно…, - Лёле после этих его слов захотелось съесть хачапури и дотронуться до светлой щетины на щеках Александра Евгеньевича. Аж кончики пальцев зачесались.
— Не переживайте. Мы начнём с малого. С УЗИ сегодня. И Холтера на сутки. Перед обедом я приду. Сделаем.
— Хорошо. Спасибо.
— Может быть Вам уже сейчас хочется чего-то приятного?
— А смеяться не будете?
— Честное пионерское!
— А Вы были пионером?
— Да, но совсем не долго.
— Ну, тогда хачапури. Такую лодочку. С яйцом в середине.
Про порыв пройтись кончиками пальцев по лицу едва знакомого мужчины Лёля решила благоразумно промолчать.
У Кузьмина заурчало в животе.
— Простите. Я не успел позавтракать. Давайте так, — тон стал заговорщеским, — я добуду хачапури и составлю Вам компанию. Годится?
— Годится! — Лёля даже улыбнулась.
— Тогда до встречи.
— Спасибо, доктор. Возьмите конфетку.
— Батончики? Мои любимые. Спасибо.
И Кузьмин тут же запихал в рот конфету целиком. Ещё раз оглянулся вокруг. Взял с тумбочки документы.
Через пару минут вернулась Елена Михайловна. Воодушевленная и будто помолодевшая. Стала взахлёб рассказывать о чудесном диетологе Феликсе Александровиче, консультацию у которого добыл ей чудо-доктор Александр Евгеньевич.
Ещё через пару минут в палату, предварительно постучав и получив разрешение войти, тихо ступая, проникла заплаканная санитарка. Тщательно выжимая тряпку, она вымыла каждый отдалённый угол под всем кроватями и тумбочками. Протерла подоконник отдельной тряпкой. Вымыла туалет и душ до белизны и скрипа. И так же тихо удалилась.
Лёля с соседкой переглянулись.
Глава 8
Часа через полтора Кузьмин приоткрыл дверь в палату.
— Ольга Владимировна, жду Вас у себя через пять минут. Кофту наденьте. Не торопитесь. Мой кабинет справа в конце коридора.
Голос ровный, почти равнодушный.
Лёля стала собираться. Подошла к зеркалу. Пригладила медные кудри. Очень старалась не спешить. Через силу медленно побрела мимо прогуливающихся будто по бульвару больных. Миновала весь длинный больничный коридор. В этом крыле она ещё не была.
Табличка на правом кабинете: "КУЗЬМИН А. Е. заведующий отделением". Лёля перечитала ещё раз. Заведующий? Он?
Видно успокоительные тут были мощные, раз мозг так размяк. Ну, конечно же. Он решит, что могут интерны. И санитрака появилась после его визита и заглядывания под кровати. Значит, "ахтунг " всё же был. И это его вызывали в приемное и операционную. А не этого индюка Краснова.
Лёля обнаружила, что стоит, взявшись за ручку двери, уже порядочно.
Кабинет вдруг открылся изнутри. На пороге с той стороны стоял Кузьмин. Лёля глянула на него снизу вверх. Прикинула, какого же он роста. До этого было ясно, что высокий. Но рядом с её метр шестьдесят, это было особенно заметно.
— Метр восемьдесят восемь.
— Что, простите?
— Вы же мой рост сейчас прикидывали в уме?
Лёля покраснела и опустила голову.
— Заходите, Ольга Владимировна. Садитесь вот туда. На диван, — сделал приглашающий жест Кузьмин.
Лёля просеменила к дивану. Уселась. На низком столике стояло два высоких пластиковых стакана с рубиновой жидкостью внутри. И лежало два свертка, укутанных фольгой.
Александр Евгеньевич уселся в кресло с торца.
Склодовская снова на него уставилась.
— Ольга Владимировна, я уменьшу дозу успокоительного. Налетайте!
— Что?
— Это хачапури. Или уже не хочется? К ним бы вино. Но Вам нельзя. Да и у меня ещё рабочий день. Так что свежевыжатый гранатовый сок. Ваше здоровье! — поднял станак Кузьмин и принялся раскрывать свёрток.
Запах стоял умопомрачительный! Горячие румяные "лодочки" с сыром и яичным глазом посередине. Лёля снова уставилась на Кузьмина.
Он ел. Своими длинными красивыми пальцами отламывал хлебную часть, макал в яйцо. И сосредоточенно жевал. Она вспомнила, что доктор не успел позавтракать. Тоже отломила корочку, макнула и не удержалась — застонала тихонько, так это было вкусно. Это ведь замечательно — получить желаемое. Не завтра, не через год. А вот сразу. Сейчас.
Теперь Кузьмин смотрел на свою пациентку. Разглядывал кудрявую прядь, сбившуюся на лоб. То, как она поправила волосы. И как с наслаждением ела, ничего из себя не изображая. Жмурясь от удовольствия, как рыжая кошка на солнце.
— Знаете, доктор, а это, пожалуй, круче интима, — вытирая губы салфеткой, вдруг выдала Склодовская и откинулась на спинку дивана.
Кузьмин удивлённо поднял светлую бровь.
— Вот такая трапеза. Молча.
— Вкусно было?
— Очень! Спасибо большое!
— Отлично! Я рад. Через час у Вас УЗИ. Дежурная медсестра подойдёт.
Лёля уже отчаянно пожалела о том, что ляпнула. Стыдно то как! Вот что значит, мозги напрочь отключились. И что он теперь о ней подумает? Ровный и деловой тон врача спустил её с небес на землю.
— Хорошо, — тихо ответила она и поднялась.
Пока шла до двери, за её спиной Кузьмин быстро и проворно убирал со стола и открывал окно.
Глава 9
Александр смотрел ей в спину. Обиделась. Расстроилась. Он, дурак, всё испортил. Хотя, может быть, так и правильно. А ещё вернее, только так и правильно. Не может быть между врачом и пациентом интима. Даже гастрономического. Ведь это правда было очень тонко. Молча есть вдвоём.
