проблема. Для занятий танцами нужна была обувь. И фрак для турниров. Не просить же денег у тётки. В Гданьске ему выдавали костюм из запасов клуба. Сейчас нужно было придумать, где заработать. И Роберт вместе с одноклассником из Люблина Алексом Красицким устроился помогать грузчикам в соседний с интернатом рыбный магазин.
Так можно было немного заработать. Кроме того им перепадали консервы, срок годности которых истекал в ближайшую неделю. Ставить их в торговый зал было уже нельзя. А у ребят они неделю не задерживались. Хлеб был в столовой в неограниченных количествах. За три года в интернате Роберт наелся рыбы на всю оставшуюся жизнь.
В октябре у него были лаковые туфли, а к декабрю и новый фрак.
После интерната выпускников с распростертыми объятиями ждал Варшавский университет. И только Роберт Тухольский подал документы в Военно — авиационную Академию.
Его отговаривали. Лично директор интерната. Потом Красицкий. После Марина. — Вы не понимаете! Я хочу быть пилотом! Это моя мечта с двенадцати лет! — кипятился Роберт. — Почему не пойти в гражданскую академию? — недоумевала Марина.
Как было ей объяснить, всей такой заласканной родителями варшавянке? Что в военной академии у него будет полное довольствие и огромная по гражданским меркам стипендия.
Деньги, которые тётя с дядей прислали к Рождеству в первый год в интернате, он привёз им обратно в первые же каникулы зимой. И больше никогда не брал у них ни грошика. А в гражданской академии набор всего пятнадцать человек в год. И не факт, что его возьмут. А потом надо будет платить за общежитие, одежду, еду и книги. Нет, Марина всего этого понять не могла.
6.
На выбранную специальность Беата поступила легко. У неё было плюс три балла от проходного. Не слишком престижный университет, но зато можно жить дома и заниматься тем, в чем хорошо разбираешься.
Учебники русского языка, по которым учили детей в Советском Союзе, они с мамой привезли ещё из той памятной поездки в Москву. Книги Чехова, Толстого, Бунина, Горчарова и Достоевского были в домашней библиотеке на языке оригинала. Некоторые и по-польски.
Буниным Беата зачитывалась. Его "Тёмные аллеи" заставляли сердце стучать быстрее. Масла в огонь подливал своими рассказами польский писатель, ученик Хемингуэя, Марек Хласко.
Мысли о любви лезли в голову без спроса. Когда тебе восемнадцать, то это правильно, ждать любви. В Беатиной голове это было исключительно чистое чувство. Но с примесью чего-то пока ей неведомого, что бужоражило. Литература же не баловала подробностями.
Образ её первой влюблённости, так старательно оберегаемый эти годы, таял. Про себя она называла Роберта "мальчик, которого я себе запретила". Он теперь так далеко. Умный и наверное очень красивый стал. Да он всегда был красивым. Что-то кошачье в походке и манерах. А может это всё его необыкновенные янтарные глаза. У Беаты был кусочек янтаря такого цвета. И Роберту сейчас наверняка нет дела до какой-то гданьской одноклассницы.
В декабре в новостях из столицы в разделе "Культура" показали сюжет о студенческом конкурсе бального танца. Беата приникла к экрану. Пыталась среди шагающих по паркету молодых людей во фраках увидеть Роберта. Но тщетно. Только чёрные фраки, белые сорочки, чёрные бабочки. И ослепительные платья идущих рядом прекрасных девушек. Ей, никогда не надевавшей ничего подобного, кроме скромного голубого выпускного платья с воланами и длинными рукавами, всё это казалось сказкой.
В январе столичные чиновники часто приезжают в Гданьск. Что их тянет сюда, непонятно. Летом курортный Сопот ломился от желающих отдохнуть, но зимой же есть горнолыжные курорты на юге.
Отца Беаты вместе с супругой пригласили на торжественный приём в администрации. Вот только мама приболела. И отец настоял, чтобы пару ему составила дочь.
Беата перепугалась. Она ещё никогда не бывала на подобных мероприятиях. У мамы на такой случай было синее бархатное платье с разрезом и открытыми плечами. И туфли на высокой шпильке. Идти в школьном выпускном платье не хотелось. Будут представители других стран Варшавского договора. Надо было соответствовать.
В рекордные три дня пани Юлия сшила дочери платье. Атласное, серо-синее. По фигуре. Длиной до середины икры. Никому не стоило знать, что ткань — это атласная подкладка для шинелей. А вот серебряные босоножки купили у перекупщиков. Рядом с генеральским мундиром пана Михала платье смотрелось органично и просто изумительно. Светлые волосы собрали в низкий большой пучок, выпустив одну прядь. Её завили на щипцы.
— Мамочка, может быть всё-таки ты пойдёшь? — Беата нервничала, — Ну что я там буду делать среди взрослых? — Ты тоже уже взрослая. Будущий преподаватель. Надо с разными людьми уметь общаться. Не стесняйся по-французски говорить или по-английски. — Юля, ей скорее русский понадобится, — пан Михал надевал шинель. — Ну, за русский я вообще не переживаю. Идите с Богом.
Беата вышла из дому, отец подал ей руку, помог сесть в служебную машину.
7.
По лестнице в зал Беата поднималась на ватных ногах. Держалась за локоть отца. Военный оркестр играл что-то легкомысленное. Фокстрот, кажется. Дамы в вечерених туалетах и бриллиантах чинно прохаживались под руку со своими кавалерами. — Дочь, пойдём, представлю тебя своему начальству. Мы с министром давно знакомы.
Пан Михал кивнул в сторону группы мужчин. Большинство — высокие военные чины, судя по лампасам и погонам. И двое в смокингах с бабочками. По дороге вложил в руку дочери бокал с шампанским. — Один можно и даже нужно, — ласково глянул на Беату, — Ты очень красивая. И кажется, все это тоже заметили.
Беата опустила глаза. — Смотри смело! И выше нос! Ты же моя дочь! Девушка распрямила плечи. — Вот так. Пойдём. Улыбайся и просто будь собой. Я уверен, ума у тебя больше, чем у большей части присутствующих дам, — отец пожал холодные пальцы Беаты.
— Оу, кто к нам пожаловал! Ну, здравствуй, друг дорогой! — рослый генерал армии обнял пана Михала, похлопал по спине, — Товарищи, прошу любить и жаловать — Михал Торочинский — начальник авиационного учебного центра и мой давний друг. А эта юная пани, полагаю, пани Беата Торочинская. Михал, ты где такую красавицу прятал? И куда вы дели пани Юлию? — Юля приболела, но тебе, Войцех*, приветы прислала. И звала вместе с Барбарой в гости.
Пока мужчины приветствовали друг друга, Беата рассматривала остальных. Свита министра — сплошные лампасы. А вот двое в смокингах, судя по манерам, дипломаты. Один в годах, но подтянутый и стройный. Второй — молодой, загорелый и умными серыми глазами.
Он смотрел на
