ребенке, взяла и выгнала меня. Может, попробуем сначала начать?
— Может, ты выйдешь из приемной и вообще пойдешь к себе на работу? – возмутилась я.
Сергей никогда не умел извиняться по-человечески. Всегда через одно интимное место у него это получалось.
— Да что не так, ты объясни уже! – взорвался Сережа, и я мысленно поблагодарила распорядок трудового дня за то, что сейчас обеденное время, и в кабинете директора пусто.
— Говоришь, что домой хочешь, но Лизу навещаешь раз в три месяца. Она тебя уже не папа, а Сережа называет, – начала я перечислять. — Фигово ты домой хочешь! Говоришь, измены не было, но когда я тебя «выставила», к кому ты пошел? К Вере. Не квартиру снял, не пытался наладить все.
— Ты сама сказала, чтобы я к ней шел!
Я открыла рот, и тут же его закрыла. Какой послушный мальчик, надо же. Куда послали, туда и идет. А вот когда я в магазин Сережу посылала, он как-то не торопился посылаться, а вместо этого чипсы на диване поедал. Наверное, тогда посылала плохо.
— Вот и сейчас я тебе говорю: иди отсюда, не приноси больше цветы. С Лизой, если хочешь, можешь общаться. Я ее против тебя никогда настраивать не буду.
— Ты же до сих пор любишь меня, – поменял Сережа тактику, бросив несчастный букет мне на стол, да так, что лепестки полетели в разные стороны. — Признай уже!
Может, стукнуть его, тогда поймет, что поезд ушел?!
— Сереж, – я поднялась со стула, и приготовилась его культурно, или как получится, послать, и увидела нового директора, который не торопясь вошел в приемную.
И явно слышал последние слова моего бывшего мужа. Ох, ну что за невезение?!
Бывший оценил мое выражение лица, явно транслирующее, что я всерьез готова убивать, и пробормотал:
— Ну я это, пойду, наверное, да?
— Иди.
— Я потом как-нибудь еще зайду…
— Сереж, – я подняла букет, и протянула бывшему: — цветы Вере подари, ты кабинетом ошибся. Сюда не приходи больше.
Он кивнул, и смылся. А я в который раз удивилась про себя, что когда-то повелась на этого мужчину. Он не злой, и не такой уж плохой. Просто слабый, и немного трусливый. Наверное, я и не любила-то его никогда, иначе бы я хоть немного была расстроена из-за его измены.
Год назад я лишь облегчение испытала, что вот он, повод послать благоверного куда подальше.
— Поклонники одолевают, Осипова? – приподнял бровь Никита Борисович.
— Одолевают, да. Вы его спугнули, за что большое вам спасибо!
— Зайди ко мне в кабинет, – бросил мужчина, и открыл дверь.
Я встала из-за рабочего стола, мысленно твердя про себя мантру, что этого конкретного мужчину, который зачем-то точит на меня зуб, посылать нельзя. Может, если я буду вести себя с ним также, как с его отцом, то мы поладим?!
Итак, Надя, женская мягкость – это один.
Исполнительность – это два.
Чувство собственного достоинства – это три.
Ну а если Никита-золотой мальчик будет уж сильно доставать, тогда можно отвести душу, и уволиться.
Решено!
— Садись, – мужчина вальяжно кивнул мне на стул, а сам опустился в директорское кресло.
Эх, Борис Ефимович, ну зачем вы меня бросили?!
— У вас будут указания? – я чинно опустилась на стул, и вежливо улыбнулась Никите Борисовичу, вспомнив детскую песенку, которую Лизе пою, что от улыбки станет всем светлей.
— Скорее приказ, Надежда. Никаких шашней на работе!
— Сергей работает не в нашей компании. Он на три этажа ниже сидит, – пояснила я. — И к тому же он…
— Живет с вашей коллегой, – перебил меня директор. — С Верой Арсентьевой. Я в курсе. Мне не нужны склоки в коллективе, а жалобы на вас поступали. Личные дела решайте за пределами компании. И, желательно, чтобы эти личные дела были не с мужчинами ваших коллег.
Ух, прелесть какая. Меня еще и блудницей окрестили!
Так, Надя, спокойно. Помни, мягкость и деликатность – наше все!
— Раз вы в курсе, что Сережа живет с Верой, которая, я уверена, вам и нажаловалась, вы должны быть и в курсе того, что он – мой бывший муж. И вы видели, что я не поощряла его, – терпеливо пояснила я. — Насчет романов на работе можете не переживать – их не будет. Вы изучали мое личное дело? Загляните в него, и вы увидите, что взысканий не было, только поощрения и благодарности. А Веру не слушайте, не любит она меня.
Я ожидала дополнительных вопросов, но Никита меня удивил.
Очень удивил.
Так сильно, что я чуть было не решила, что у меня слуховые галлюцинации.
— Чем ты моего отца взяла? – задумчиво пробормотал он, разглядывая меня. — Я сначала думал, что ты – его любовница. Стандартно: директор и секретарша, но нет, ошибся. Я ведь ошибся?
— Д-да, – с ужасом выдохнула я, не в силах представить себя и Бориса Ефимовича. Ужас какой! — Он очень любит вашу маму.
— А если бы любил меньше, ты была бы не против?
— Вы за кого меня принимаете? – возмутилась я, позабыв про то, что мне нужны деньги, и про то, что хотела наладить отношения с этим хамом. — Знаете, мне это надоело!
— Что именно?
— Вы мне тыкаете! – взорвалась я. — Это во-первых. Оскорбляете – это во-вторых. Подозреваете во всяких гадостях – это в-третьих! А еще…
— Поменьше патетики, – прищелкнул Никита Борисович пальцами, явно забавляясь надо мной.
— Вы недостойны управлять этой компанией, зря Борис Ефимович вам ее доверил. Всяким глупостям сплетницы Веры вы доверяете больше, чем собственным глазам и мнению вашего отца, а это о многом говорит! – не собиралась я молчать. — И знаете что?
— Что? – с интересом спросил Никита Борисович.
— Я увольняюсь. Сама. Терпеть я это не намерена. Надеюсь, обойдемся без отработки! Я могу идти?
НИКИТА
— Можете идти. Заявление только напишите.
Надя вышла, хлопнув дверью, и через пару минут принесла лист формата А4, на котором было не написано, а размашисто и зло выгравировано заявление об увольнении по собственному желанию.
Наверное, будь воля этой девицы, она бы дописала еще и: «Будь ты проклят!»
— Я это сделал! – выдохнул я, когда девушка ушла.
Диплом я
