— Не могли бы мы, пожалуйста, оставить тему моей ночи и перейти к тому, что, черт возьми, я собираюсь делать здесь сорок часов в неделю?
В его глазах появляется злой блеск. Тот, который я знаю с юности. Хейс был непревзойденным мучителем. Вишневый «Кул-Эйд»3 в насадке для душа, так что я подумал, что истекаю кровью до смерти. Завернутая в целлофан машина на школьной парковке. Полиция вытащила меня из класса по наводке, будто я планировал устроить стрельбу в школе. Мне пришлось встречаться с психотерапевтом в течение нескольких месяцев, прежде чем они поверили мне достаточно, чтобы позволить вернуться в кампус. Хейс никогда не признавался в этом, но я знаю, что это был он.
— Да. — Он наклоняется вперед и кладет локти на стол. — У меня есть стопки накопившихся документов, которые нужно разложить в алфавитном порядке по именам и отсортировать по дате.
Страх поселяется у меня в животе.
— В алфавитном порядке?
Он ухмыляется, ошибочно принимая мой тон за раздражение, а не за то, что это на самом деле — полномасштабная паника.
— Все верно, Ромео. Задачка для дошколят. Думаешь, что сможешь с этим справиться? — Он кивает на какую-то невидимую точку позади меня. — Я устроил для тебя офис.
Я медленно поворачиваюсь к открытой двери, которая ведет в комнату.
— Какого хрена? — Я поворачиваюсь обратно. — Это шкаф.
— Гардеробная.
— Хейс…
— Это больше, чем большинство квартир в Нью-Йорке, так что перестань ныть.
Тяжесть моего бумажного будущего, заставляет меня обхватить голову руками, а из горла вырывается стон.
— Это отстой.
Дверь в кабинет распахивается. Женщина вбегает внутрь и, тяжело дыша, натыкается на его стол. Ее светлые волосы выглядят так, будто несколько дней назад они были заплетены во французскую косу, а подол рубашки смят и выбит из-под пояса юбки-карандаша.
— Контракт, мистер Норт, — говорит она, затаив дыхание, протягивая Хейсу папку с документами.
Когда он берет её, женщина заправляет рубашку сзади, застегивает манжеты и безуспешно пытается пригладить волосы.
Хейс бросает контракт в мусорное ведро у ее ног. Ой.
— Я сам составил контракт час назад.
Лицо женщины бледнеет, вся кровь мгновенно отхлынула от ее лица.
— Я всю ночь работала над ним.
— Крайний срок был почти два часа назад.
Ее изящная челюсть напрягается.
— Я говорила тебе, что это произойдет…
— Слишком поздно. — Он отпускает ее движением запястья. — Займись предложением Сеймора. Он должен быть завтра в десять часов. Но после того, что ты выкинула сегодня, Джиллингем, я жду тебя в девять.
Ее плечи опускаются, и когда женщина поворачивается к нему спиной, я вижу, как она проводит рукой по щекам. Я аплодирую ей за то, что не позволила этому придурку увидеть ее слезы.
— Хорошо, мистер Норт.
Он не произносит ни слова, когда она вываливается из кабинета, тихо закрыв за собой дверь.
— Почему ты такой гнусный хер?
— Это бизнес. — Он крутит в пальцах золотую ручку. — Ничего личного.
— Да? Скажи это бедняжке Джиллингем. Для нее это выглядело довольно личным.
Хейс наклоняет голову.
— Извини, не помню, чтобы читал в твоем резюме, что у тебя был управленческий опыт или что ты занимал руководящую должность. О, подожди, точно. Это потому, что у тебя нет резюме, потому что у тебя никогда не было гребаной работы.
Я поднимаю палец.
— Это не совсем так…
— Так что перестань указывать мне, как делать мою.
— …Я был чистильщиком бассейна в Палома-Бич в Сен-Жан-Кап-Ферра.
Его густые брови сошлись вместе.
— Соблазнять пожилых женщин на пляжах Южной Франции — это не работа. — Он использует воздушные кавычки.
Это он так думает. Но два лета, проведенные в Палома-Бич, преподали мне самые ценные жизненные уроки — соблазнение, манипулирование и злоупотребление.
Я узнал, что если улыбаюсь определенным образом, использую свое тело и обаяние, то могу создать образ, который работает как дымовая завеса. Достаточно привлекателен, чтобы люди с готовностью дружили со мной и не были заинтересованы в том, чтобы копать глубже.
И, слава богу за это.
Потому что, если они посмотрят дальше моей дизайнерской одежды и красивого лица, то увидят во мне колоссального ублюдка, которым я и являюсь.
Габриэлла
— Вы, наверное, думаете, что я преувеличиваю. — Я откидываюсь на спинку стула и открываю упаковку ванильного пудинга. — Но нет. Он был, безусловно, самым красивым мужчиной, которого я когда-либо видела. — Отправляю кусочек в рот и проглатываю. — И да, я действительно имею в виду нереально красивый.
Я провела с Уолтером последние несколько часов, зная, что его время быстро приближается. Без какой-либо семьи — или хотя бы одного посетителя. Мне не хотелось, чтобы мужчина чувствовал себя одиноким, поэтому почитала ему, включила старый альбом Хэнка Уильямса и рассказала о моем красивом посетителе. Умирающие люди — лучшие слушатели.
— Попросить у него его номер? Нет, я даже не спросила его имени. Моего он тоже не спрашивал. — Провожу пластиковой ложкой по сливочно-сладкому заварному крему. — Я сказала ему, что он не в моем вкусе. Серьезно. Судьба? Нет, я в неё не верю. А вы? — Я откусываю еще один кусочек пудинга.
Позади меня раздаются тихие шаги, и я оборачиваюсь, чтобы увидеть, как Эван проскальзывает в темную комнату.
— Как у него дела? — спрашивает он, подходя ближе к кровати.
— Уже близко.
Он прижимает два пальца к запястью Уолтера.
— Ты съела пудинг умирающего? — игриво спрашивает он.
— Нет. — Облизываю ложку и выбрасываю ее в мусорное ведро. — Хорошо, технически, да, но Уолтер ненавидит пудинг. И он всегда отдавал его мне. Поэтому чувствовала, что ему хотелось бы, чтобы я его съела.
— Ты другая. — Эван улыбается так, что улыбка достигает его глаза, смягчая внешность крутого парня. Он симпатичный, высокий, сильный, сложен скорее как вышибала, чем как медбрат. — Ты единственный человек, которого я знаю, который может переваривать пищу, наблюдая, как умирают люди.
— Ты говоришь так, будто это плохо.
Его улыбка милая и безопасная, совсем не похожая на опасную ухмылку незнакомца из прошлой ночи.
— Неплохо, просто по-другому.
Другая. Синоним: отличная от. Странная. Своеобразная. И парень даже не имеет в виду мое лицо.
Он вставляет свой стетоскоп в уши и прижимает металлический диск к груди Уолтера. Я молча наблюдаю. Одна минута. Две. Никакого движения. Его рот приоткрыт. Напряжение долгой, тяжелой жизни исчезло с лица мужчины.
Эван смотрит на часы и вытаскивает стетоскоп из ушей.
— Три тридцать семь.
Я складываю прохладные руки Уолтера у него на груди, затем поднимаю его одеяло и натягиваю до шеи.
— Спасибо за все, Уолтер. Увидимся на другой стороне. — Я расчесываю пальцами его непослушные седые волосы. Знаю, что он хотел быть кремированным, но хочу, чтобы тот, кто выполняет эту работу, знал, что о нем заботились достаточно, чтобы уложить его волосы.
— Ты хорошо к нему относишься, — говорит Эван.
Я не плачу. Честно говоря, мне негрустно. Смерть приходит за всеми нами.
Однажды она уже приходила за мной.
Мне посчастливилось сбежать.
ГЛАВА 3
Кингстон
Моя первая официальная неделя в «Норт Индастриз» эквивалентна пытке водой.
Хейс, тот еще ублюдок, заставляет меня работать весь день! Я — его личная файловая сучка. И он мучает меня миллионом крошечных раздражителей. Например, документы. Не успевает заканчиваться одна стопка высотой в милю, как находится еще одна стопка высотой в милю — это бесконечный ад. Еще он постоянно гоняет меня, посылая по разным бессмысленным поручениям. Как сегодня утром, когда отправил меня на второй этаж, чтобы найти человека по имени Джереми и взять у него единственную серебряную скрепку. Я бы злился из-за его маленьких фальшивых поручений, если бы не испытывал невероятное облегчение, выбираясь из шкафа хотя бы на несколько минут.
