мной. Многозначительно посмотрела по сторонам и постаралась сделать непонимающее лицо:
— Юноша, это вы мне?
Ой-ё-ё, что ж я творю-то!
Близнецы оторвались от телефона и, глядя на Антипова, заржали:
— Юноша. Кавалер, блять.
Королевич зыркнул на них, Звягинцевы захлопнулись.
— Тебе. Барышня, — еще громче пробасил Антипов, и по гулкому вестибюлю прокатилось эхо. — Оглохла? Сюда, я сказал.
Из меня вновь заговорила моя мама:
— Непозволительный тон для разговора с дамами, Алексей!
Звягинцевы просто согнулись от хохота.
— Она походу под чем-то, — расслышала я уже на лестнице.
Да, мне дали уйти. Точнее, даже не останавливали, не гнались за мной. Оказывается, мажорчика можно придавить великим и могучим русским. Так-то, Лёшенька!
Лёшенька… Лёша… Я несколько раз произнесла это мысленно, словно пробуя на вкус. Странно, раньше мне это имя не нравилось…
Две следующих перемены меня никто не подкарауливал. Ха, съел! Потому что двух слов не может связать. Да и с чего я решила, что он будет мстить? Всё, на что он способен — рявкать, как быдло, и то при своих дружках. «Я сказа-ал», «Сюда». Ага. «К ноге!» ещё б приказал. Хотя… Лучше не мелькать перед его глазами. Глядишь, через неделю все устаканится. За месяц забудется. А к Новому году не вспомнится ни разу. К тому же я извинилась сразу.
Да нет, Сафронова, давай-ка ты признаешься самой себе. Мелькать перед его глазами ты боишься по другой причине. Трусишь снова в них заглянуть.
За этими мыслями я разрисовывала последнюю страницу тетради. Ничего особенного, какие-то незамысловатые фигуры, стрелочки, сердечки.
— А Машенька у нас художница, — раздался над головой приторно-ласковый голос.
Я вздрогнула и выронила ручку. Излишне было поднимать глаза, чтобы узнать, кто это произнес. Но я подняла. Антипов нависал надо мной, и я чувствовала его раздражение. Он стоял так близко, что от его дыхания по коже забегали табуны мурашек. Боже… Я захлопнула тетрадь. Почувствовала, как запламенели щёки.
— Мария, — наклонился мажорчик к самому моему лицу, — будьте так любезны, оторвите свой зад и пропиздуйте на выход, — он вытянулся в полный рост: — Живо!
В меня опять кто-то вселился: то ли черт, то ли маменька:
— Так смешно, когда невежда пытается казаться ум…
Я не успела договорить — Антипов схватил меня за руку.
— Да что за привычка?!
— А вам, телкам, нравится, — стал буквально выволакивать он меня из-за парты. — Церемоний хочешь? Ну пойдём. Я тебя поцеремоню.
Весь класс застыл и наблюдал за моим позором. Я не отбивалась, не вырывалась, а дала себя подталкивать к выходу в коридор. Только Кира, когда меня уже почти допихали до дверей, крикнула:
— Слыш! Отпусти её!
— Сиди уже. А то и тобой займусь, — ледяным голосом осадил защитницу Антипов.
— Кир, я в порядке, — выдавила я улыбку. — Он мне ничего не сде…
И тут же один волшебный толчок выкинул меня в коридор.
Антипов с треском захлопнул дверь и практически швырнул меня в сторону окна. Пока я морозилась, подбирая нужные проклятия, он подошел и взял меня в плен, упершись ладонями в подоконник с двух сторон от моего бренного тела. Своеобразный домик. Ужасов. Взывать в мольбе некому. Оставалась радикальная мера: на крайняк заорать, чтобы поставить на уши всю школу. А вот мой экзекутор голос не повышал — шипел.
— Слушай сюда, говорю один раз, ты запоминаешь. Если я сказал подойти — ты бежишь. Приказываю подать — ты несешься. И всё это — со счастьем на своей блеклой мордашке. Усекла?
— Нет… — пробормотала под нос.
— Что? — не ожидая такого ответа, он даже моргнул, на мгновение превращаясь в обычного парня с человеческими реакциями.
И этого мне хватило. То ли я осмелела, окончательно приготовившись к смерти, то ли за ту самую долю секунды вообразила, что с ним можно разговаривать как с нормальным, адекватным человеком.
— Нет, — повторила. Твёрдо и решительно. — Что, слишком сложное слово для тебя? Видимо, не слышал?
Боже, что я творю?!
Он опять моргнул, теперь уже дважды. Затем снова напялил на свою красивую физиономию выражение царька.
— Че, смелая? Или бессмертная?
— Тю-ю, как предсказуемо. А шуточки-то с бородой. Лё-ша.
— Слышь, — тут же припер он меня к подоконнику, — не смей меня так называть.
— А то что? — слегка оттолкнула я его. — Дай угадаю. Накажете, ваше высочество?
Он вдруг плотоядно прищурился. Янтарь в его глазах превращался в лаву. Вжав меня в пластик торсом ещё сильнее, так, что теперь между нами было не просунуть и тетрадь, он выдохнул мне в самое лицо:
— Ах вот чего хочет маленькая сучка…
И теперь мои колени затряслись.
— Стесняюсь спросить, что ты себе вообразил, Антипов, — в горле пересохло как в пустыне. Он настолько близко, что тепло его тела передавалось мне.
— Идем на парковку. Садимся в мою тачку, где ты задираешь свою милую юбочку и раздвигаешь ноги. Или можем прям здесь. Варик, где ты на коленях, мне даже больше нравится, кукла Ма-ша, — будничным тоном, с мерзкой ухмылкой сказал мне этот козел. Мне! Выдал такое!
— Наказание — секс с тобой, да? Всё настолько грустно, Лёш?
Из класса захихикали. Кто-то осмелился дверь приоткрыть? Надо же…
О! Такого унижения мажорчик уже не перенёс. Стушевался, лава превратилась в пепел, но желваками своими для проформы поработал.
— Встретимся после уроков, — ткнул он мне в грудь пальцем и быстро стал удаляться. — И не вздумай съебать — пожалеешь. Са-фо-но-ва.
— Сафронова!
— По-хуй!
— Надо было кулаком тебя вчера приложить, — процедила я со злостью себе под нос.
Фу, какой невоспитанный! Моей маме бы не понравился. Но такой красивый… Стоп. Что значит, встретимся после уроков?
Выдохнула и закрыла лицо ладонями. Пиз… То есть кошмар! Ну и что делать? Пожаловаться директору? Так Антипов еще ничего не сделал. Получится, мое слово против его. Родителям рассказать? У моих будет шок и стресс, а Лёше даже подзатыльник не дадут. Лёше…
Вдруг он все же меня пугает? Ну не может же он быть настолько хреновым? С его внешностью нельзя быть гадом. Такие должны рождаться рыцарями. Теми, кто защищает и оберегает. Рядом с кем не страшно. За кем можно спрятаться от любых бед. Именно к такому хочется на ручки, чтобы
