Увидимся в пятницу.
— Не рассчитывай на это, — шепчу я, а затем встаю и достаю свой блокнот из сумки. На обложке всего один гигантский красный символ бесконечности с косой чертой через него. Клуб Бесконечности. Их родители могут обладать неограниченными ресурсами, как сказала Лиззи, они могут контролировать мир, но это лишь младшая версия.
Никогда не рано научиться смирению.
На следующий день я выскальзываю из дома после того, как папа уходит на работу, и прохожу шесть кварталов до тату-салона под названием «Подземелье Шейда». Парень, который им руководит, — мерзавец, но он также единственный человек в городе, знакомый мне, который сделает татуировку почти шестнадцатилетней девушке, действительно хорошо поработает, воспользуется чистой иглой и избежит заражения.
— Ты и вправду пришла, — говорит он, протирая стул сильным антисептиком, когда я вхожу внутрь. — У тебя есть деньги? — я достаю пачку наличных, которую получила в банкомате, и отдаю её ему. Он пересчитывает их — дважды — а затем засовывает в задний карман. — Присаживайся, и давай побыстрее покончим с этим.
Я замираю, моя рука всё ещё лежит на двери. Ещё не слишком поздно развернуться и уйти. Часть меня задаётся вопросом, должна ли я, должна ли я отказаться от этого дурацкого плана мести и просто уйти из Подготовительной Академии Бёрберри. Гренадин-Хайтс — хорошая школа, и я всё равно поступила бы в отличный университет после окончания учёбы…
Но нет, нет.
Идолы… они должны знать, что их деньги не делают их богами. Они не имеют права играть с жизнями людей так, как они играли с моей. Мои глаза внезапно закрываются, и наворачиваются слёзы, но я уже столько раз боролась с ними в течение лета. Что значит такое ещё один?
— Послушай, малышка, если ты не собираешься делать…
Мои глаза резко открываются.
— Я сделаю.
Я подхожу к кожаному сиденью и сажусь, в то время как татуировщик закатывает глаза и неуместно ругается себе под нос, что-то о грёбаных детях-идиотах или ещё о чём-то подобном. Я игнорирую его. Это важно для меня, физическое проявление всей боли, которую я перенесла в тот день, в том году.
Тристан, Зейд и Крид сыграли на моей уязвимости и предложили мне то, чего я хотела больше всего: дружбу.
Моё горло снова сжимается, а руки дрожат, но я закатываю майку, обнажая живот, а затем оттягиваю пояс леггинсов. Татуировщик — я думаю, его зовут как-то по старомодному, вроде Сибил — показывает рисунок.
— Вот такой?
На листе бумаги изображён символ бесконечности с горизонтальной косой чертой, точно такой же я видела на Деррике Барре, когда его выгнали из клуба.
— Идеально, — говорю я, ожидая, пока Сибил нанесёт рисунок на мою кожу, а затем возьмёт тату-машинку.
— Готова? — спрашивает он меня скучающим тоном. Я делаю глубокий вдох и киваю. Игла касается моей кожи, боль пронзает меня, и я стискиваю зубы. Это ничто по сравнению с тем, что я чувствовала в тот последний день, когда краска стекала по моей рубашке и между грудями, мои рёбра и лицо болели, моё сердце было разбито вдребезги.
У меня был выбит зуб и сломано ребро. На следующий день после того, как я вернулась домой, я пошла к врачу и узнала о последнем. Я сказала папе, что упала с лестницы; он мне не поверил. Но тогда мы почти не говорили о том, что произошло, ни о видео, где я с мальчиками, ни о трусиках, ни о чём другом. Вместо того, чтобы расстраиваться из-за этого, я чувствую, что Чарли уже несколько недель пребывает в исключительном настроении. Насколько мне известно, он даже ни разу не выпил.
— Готово. — Сибил отступает назад, а затем хватает зеркало и передаёт его мне. — Взгляни.
Я так и делаю, и это прекрасно, сплошное чёрное пятно на моей коже, постоянное напоминание.
«Марни, ты слишком легко прощаешь», — говорит папа, улыбаясь мне сверху вниз.
Может быть, раньше, но не сейчас. Больше нет.
— Она идеальна, — говорю я, разглядывая рисунок в зеркале. Он обмывает меня, перевязывает рану, и я ухожу.
До начала занятий на следующей неделе мне нужно выполнить пару заданий.
Они необходимы.
Гренадин-Хайтс — это место, где можно купить дизайнерскую одежду, первоклассные салоны и опрятные придурки, бросающие на меня взгляды. Только на этот раз они смотрят на меня так, словно, возможно, им следует бояться.
Рискуя быть замеченной в первый же день возвращения, я надела свою новую форму для второкурсников академии Бёрберри, чтобы отправиться за покупками в центр Гренадин-Хайтс. Юбка однотонно-белая, в отличие от красной для первокурсниц. Чёрные туфли и белая блузка такие же, но галстук красный, а на каждом локте пиджака по одной красной и одной чёрной полоске, что идеально сочетается с красно-чёрным гербом Бёрберри на кармане, дополненным парой грифонов. Я даже надела гольфы с такой же полоской наверху.
Каждый студент старшей школы Гренадин-Хайтс знает, где находится академия Бёрберри и кто туда ходит. Их футбольная команда каждый год надирает задницу Бёрберри, но это не имеет значения: все на стороне Гренадин-Хайтс смотрят на поле и знают, что на другой стороне трава зеленее.
Поэтому, когда я вхожу в салон с высоко поднятой головой, одетая в свою униформу академии, женщины там обращаются со мной так, словно у меня есть деньги.
На самом деле, это немного… грустно. По словам моего отца, моя мать однажды месяцами копила на стрижку и покраску в этом салоне, а потом, когда она вошла, с ней обошлись как с ничтожеством. Он сказал, что она пришла домой в слезах.
Наверное, я выбрала это место не просто так.
— У меня запись, — говорю я девушке за стойкой. Она явно работает неполный рабочий день, сама студентка, если судить по значку Гренадин-Хайтс, который у неё на рубашке. Она смотрит на меня… как на бога. Я говорю себе, что это хорошо, что я, должно быть, демонстрирую уверенность в себе, но мне это не нравится — использовать свою форму для запугивания людей. Это заставляет меня чувствовать себя… такой же как они.
Я заставляю себя изобразить широкую улыбку.
Девушка краснеет, а затем регистрирует меня, показывая на стул прямо напротив. Когда стилист подходит и видит мои корни, красивую, но несовершенную стрижку, которую сделала мне Миранда, и выцветшую краску из розового золота, она съёживается.
— Я хочу тоже самое, — говорю я ей, указывая на свою голову, — но… качественнее. — Реалистичность розового золота — вот что я хочу сказать, но никто здесь этого не оценит. Но они поймут, когда увидят. По
