раньше, — сказала Мерри, выключив компьютер и достав сумку.
— Ты приедешь сегодня вечером? — эта новость заставила Бет сменить свой тон с язвительного на воодушевленный.
— Так и было задумано, — сказала Мерри, потянувшись за своим красным пуховиком, висевшим на спинке стула.
— Ура! До встречи.
— До скорого. И оставь мне что-нибудь на ужин, — сказала Мерри за секунду до того, как Бет завершила звонок.
Мерри вздохнула, не очень-то веря в то, что её будет ждать горячая еда, когда она приедет сегодня между восемью и девятью часами вечера. Придётся перекусить в дороге. Скорее всего, это будет фаст-фуд или еда с заправки, но возвращение домой сегодня будет стоить таких жертв.
Быстро переадресовав все рабочие звонки на свой мобильный, она перекинула сумку через плечо и взяла бутылку с водой.
Пройдя мимо одного из офисов-партнёров и посмотрев на улицу, она улыбнулась. Шел снег. Она этого совершенно не замечала из-за своего существования в опенспейсе без окон.
Даже самый легкий снежок поднимал настроение, и она воодушевленно напевала припев песни «Белое Рождество», пока шла к лифту.
Лифт был на месте, его двери были открыты, хотя обычно она целую вечность стояла и ждала, пока он доедет до её этажа.
И вы только посмотрите, кто оказался её попутчиком. Похоже, ей предстояло ехать с самим Александром Баррингтоном.
Приняв это за знак того, что ей будет сопутствовать удача в поездке домой, она вошла внутрь и улыбнулась ему, но он был слишком занят, глядя в свой телефон, чтобы заметить это.
Она повернулась и убедилась, что кнопка первого этажа нажата, и подождала, пока двери закроются.
— Чёрт! — он сделал шаг вперёд и вытянул руку так, что двери врезались в неё, затем снова открылись.
— Что случилось? — спросила Мерри, обеспокоенная.
— Забыл пальто.
— О, хорошо. Я подержу лифт для Вас…
Он покачал головой и вышел.
— Я поеду на следующем.
— Действительно не проблема подержать его. Я с удовольствием помогу. Это может занять некоторое время, пока он поднимется…
Его голубые глаза встретились с её, возможно, впервые за всё время, и он пристально посмотрел на неё.
— Я сказал, что не нуждаюсь в Вашей помощи, спасибо.
Ей потребовалась секунда, чтобы прийти в себя после его ответа. Наконец, она сказала.
— Хорошо. Хороших выходных…
Закрывшиеся двери оборвали её фразу. Впрочем, это не имело значения. Он уже удалялся по коридору. Её не существовало.
— Городские люди, — пробормотала она себе под нос.
Они всегда торопятся. Но она уезжала из города, хотя бы на пару дней. И, если удача будет сопутствовать ей и дальше, она не успеет оглянуться, как окажется дома…
Лифт остановился на этаже ниже, и в него вошли ещё два человека. Затем он остановился снова. И ещё раз.
И вот, когда лифт был уже практически заполнен, кто-то крикнул.
— Подождите, пожалуйста!
— Конечно, — сказал человек в костюме, стоявший у двери, и они ждали целую минуту, а может быть, и больше.
Прижавшись к стенке перегретого лифта и набрав полные легкие использованного с чрезмерным энтузиазмом чьего-то спрея для тела, пытаясь отодвинуться от щекочущего нос чужого мохерового шарфа, Мерри подумала, что, возможно, сегодня не самый удачный день.
Поймав такси — или попытавшись это сделать — левой рукой, засовывая в рукав пальто правую, Ксандер пожалел, что у него нет третьей руки, чтобы одновременно позвонить в магазин смокингов. Сказать, что он придёт и опоздает всего на несколько минут… если, конечно, ему удастся поймать такси.
Он стоял на обочине, вытянув руку, в надежде поймать свободное такси, когда мимо пронеслась машина. Ксандер услышал плеск шин в луже, прежде чем почувствовал, как холодная вода заливает его штанину.
Пробормотав ругательство, он сделал шаг назад и врезался задом в стоявшего на тротуаре Санту.
— Вот чёрт. Извините.
Извинялся ли он за свои нецензурные слова или за то, что чуть не сбил здоровяка в красном, он не знал. Но двинулся дальше по кварталу, надеясь, что там ему повезёт больше.
В праздничные дни Манхэттен всегда был сумасшедшим, но этот день казался ещё более сумасшедшим, чем обычно.
На тротуарах толпились люди, причём не обычные в костюмах — суетливые бизнесмены, которые пытались куда-то быстро добраться.
Эта толпа была другой. Больше всего они похожи на туристов. Они и двигались как туристы, полностью перекрыв тротуар, когда шли парами или большими группами.
Когда они не смотрели в свои телефоны, чтобы сделать снимок, то разглядывали рождественские декорации, которые появились в последние пару недель, когда он не обращал на них внимания.
А пробки… пробки были хуже, чем в любой другой день в году, за исключением Дня благодарения, когда проходил парад, или выходных перед Рождеством, когда толпы людей действительно съезжались в город.
Мимо него проползло ещё одно такси с выключенным светом. Но как раз в тот момент, когда он уже собирался сдаться и пойти пешком, оно остановилось у обочины. Открылась задняя дверь, и из него вывалились мужчина, женщина и ребенок, а на крыше автомобиля зажёгся свет.
Слава Богу.
Увернувшись от семейства, Ксандер бросился к открытой двери, но его подрезал парень в костюме, который был чуть быстрее и которому не помешал неуверенно стоящий на ногах малыш, которому ни в коем случае нельзя было позволять ходить самостоятельно в таких условиях.
— Эй! Это моё такси, — крикнул он парню, скользнувшему на заднее сидение.
— Извини, приятель, — ответил тот и захлопнул дверь.
— Чёрт, — он разочарованно топнул ногой и почувствовал мягкую массу под подошвой своего ботинка.
Он застонал, узнав это ощущение, но надеясь, что ошибся.
— Нет. Не может быть, — подняв ногу, он посмотрел вниз и увидел густую отвратительную коричневую, а теперь ещё и раздавленную массу, покрывавшую подошву его итальянской кожаной обуви. — Вы что, издеваетесь? Неужели никто больше не убирает за своими собаками? — крикнул он, ни к кому не обращаясь.
— Проблема?
Он повернулся на голос. Его встретило круглое красное нечто. Это была женщина из офиса, а с недавних пор и из лифта.
Её одежда соответствовала атмосфере улиц — даже чересчур. Она была одета в красное с ног до головы. Он окинул её взглядом сверху донизу. От украшенной помпонами шерстяной шапки цвета пожарной машины, прикрывавшей и контрастирующей с вьющимися кудрями морковного цвета, которые шапка не могла удержать на месте, до пуховика, оставленного расстегнутым и открывающим свитер, на котором красовался ни кто иной, как Рудольф со своим красным носом-колокольчиком, и далее до неуклюжих, тоже красных, отороченных мехом сапог.
Как её зовут? Что-то на букву «М»,
