Ну, практически на все. Отчаянные времена требуют отчаянных мер, и это, несомненно, отчаянная мера.
Или… так и есть? Может быть, я говорю «да» только потому, что хочу залезть на Паркера, как на дерево, а с последствиями разбираться потом, но в любом случае…
— Договорились. Потому что я знаю, что нет абсолютно никаких шансов, что я когда-нибудь снова полюблю этот дурацкий праздник или возвращения домой. Все, что угодно, лишь бы не надевать этот дурацкий костюм и не участвовать в этом ужасном спектакле. Я уверена, что Дерик Майклс надевал его четыре года подряд, и сомневаюсь, что с тех пор его стирали.
Теперь будет интересно, потому что я никак не могу проиграть. Все шансы против Паркера, и мне не терпится насладиться своей победой, когда я увижу его на сцене.
— А что насчет тебя? Если выиграешь, что ты получишь? — спрашиваю я, скрещивая руки на груди.
— Если я выиграю, то ты наденешь костюм, и мне этого будет достаточно, малышка Скотт.
Он усмехается и добавляет.
— И никакого жульничества. В игре все честно, и ты должна попробовать по-настоящему. Я знаю, когда ты увиливаешь, так что никакого мошенничества.
— Договорились.
— Через неделю мы встретимся под омелой на ежегодной рождественской вечеринке твоего отца, и тогда посмотрим.
Ни за что на свете Паркер Грант и его нелепое рождественское веселье не повлияют на меня. Никогда. А это значит, что я могу поцеловать на прощание нелепый костюм эльфа и эту дурацкую пьесу.
Слава Богу.
— Игра началась, доктор Грант.
Глава 2
— Проснись и пой, Квинн, — напевает моя мама в гостевой комнате, в которой я сейчас сплю, точнее, пытаюсь спать. Через несколько секунд в комнату врывается ослепительный солнечный свет, омывая меня теплом, когда она раздвигает шторы. Совершенно. Никаких. Границ.
— Уходи, — стону я, натягивая одеяло дальше на голову, защищаясь от света, — я никогда не покину эту кровать. Никогда.
У меня болит все тело; такое ощущение, что меня переехал грузовик, и даже стремление Стейси к укреплению семейных уз не сможет вытащить меня из этой постели. Я смутно понимаю, что на заднем плане играет «Санта-Клаус едет в город» и пахнет свежими пряниками.
Я проснулась в аду, вот что происходит.
— Я не уйду, сейчас девять утра, и на улице самый прекрасный день. К тому же у тебя гость.
Это привлекает мое внимание. Я резко сажусь и смотрю на нее, приоткрыв один глаз.
— Гость?
Мама кивает, на ее губах играет лукавая улыбка. Она скрещивает руки на груди и смотрит на меня сверху вниз.
— Пришел доктор Паркер Грант.
Доктор Грант.
Моя мама обращается к Паркеру как к доктору Гранту, этот человек практически ее сын. Слишком рано для ее театральных представлений.
— Хорошо… и? Я уверена, что он здесь для того, чтобы заниматься с Оуэном мужским дерьмом.
— Нет, он здесь, чтобы увидеть тебя.
Поднеся пальцы ко лбу, я потираю нежную, ноющую кожу. Сколько именно шампанского и гоголь-моголя я выпила вчера вечером?
Боже мой. Черт. Дерьмо. Черт.
Прошедшая ночь нахлынула на меня приливной волной плохих решений. Губы Паркера на моих, его флирт… Глупое пари.
Отлично, Квинн, во что, черт возьми, ты ввязалась?
Это должна была быть простая поездка домой, с целью убраться отсюда как можно скорее и как можно меньше ввязываться в праздничное веселье. В этот план определенно не входило участие в глупых рождественских пари с лучшим другом моего брата.
— Интересно, — говорит мама, поворачиваясь к дверному проему. Не доходя до него, она оборачивается и улыбается через плечо, — сделай что-то со своими волосами, прежде чем спускаться вниз.
С этими словами она выходит за дверь, напевая, как будто ей нравится видеть, как я мучаюсь и страдаю от похмелья.
Я смотрю на свое отражение в зеркале рядом с кроватью и снова стону, увидев свои волосы. Они торчат во всех возможных направлениях, и кажется, что в них действительно могут гнездиться как минимум две птицы.
Откинувшись на матрас, я переворачиваюсь на живот, затем хватаюсь за подушку и кричу в нее в настоящей драматической манере. Второй день в Клубничной Лощине, а я уже сомневаюсь в своем здравомыслии из-за возвращения сюда.
Принимаю самый быстрый из известных человечеству душ, чищу зубы, быстро привожу в порядок волосы и наношу небольшое количество макияжа, после чего я накидываю одежду и спускаюсь вниз. Меня встречает такое количество рождественских украшений на каждой поверхности дома моего детства, что хочется блевать.
Мишура, гирлянды, санты размером с маленьких детей. Сама елка — это огромная пихта Фрейзера высотой 10 футов1, которую, я уверена, моя мама любит больше, чем обоих своих детей вместе взятых. С тех пор, как я вернулась домой, несколько раз ловлю ее на том, что она смотрит на нее, и в ее глазах светится умиление.
Заткните меня.
Это все слишком. Честно говоря, Рождество — это всего лишь один напряженный день в году, когда люди собираются вместе, чтобы подарить друг другу подарки. Я не понимаю этого ажиотажа.
— Доброе утро, — голос Паркера, слишком веселый для такого раннего утра, доносится из кухни. Я поворачиваюсь и вижу, что он сидит за барной стойкой, перед ним кружка с изображением эльфов-гномов на внешней стороне и горячим кофе внутри.
Я чувствую отсюда его сладкий аромат, и у меня сразу же начинает выделяться слюна.
Кофе — это единственное, о чем я могу сейчас думать.
Ну, и еще о том, что Паркер выглядит слишком привлекательно, и так получилось, что он сидит на моей кухне.
На нем темно-зеленый хенли2, хлопчатобумажная ткань обнимает рельефные мышцы его предплечий и бицепсов, пара потертых джинсов, идеально облегающих мощные бедра, и пара рабочих ботинок.
Как врач может быть в такой форме? Честно, это просто смешно.
— Тебе не нужно спасти пару маленьких детей сегодня утром, доктор? — ворчу я, проходя мимо него и направляясь к кофеварке.
— Взял выходной, пойду после обеда. Знаешь, Квинни, ты всегда была настоящим лучиком солнца по утрам, но сегодня ты просто нечто, — говорит он.
Я прищуриваю на него глаза и поворачиваюсь, чтобы взять, как вы уже догадались, рождественскую кружку из маминого шкафа. Они все рождественские.
Абсолютно.
Каждая.
На одной написано Mayberry Inn из Холлириджа, любимое место отдыха моей мамы. Снеговик с эльфом, Санта и его северный олень, кружка с рождественской историей.
Господи, здесь даже есть коза, которая едет на санях.
Не то, чтобы у меня был выбор.
По крайней мере, эта кружка очень большая, пусть и в форме эльфийского ботинка, колокольчики и все такое, они звенят, когда я несу ее к кофейнику.
Когда я поднимаю взгляд, то вижу, что Паркер самодовольно улыбается.
— Это будет чертовски весело.
Не обращая на него внимания, я беру кофейник и наполняю чашку до краев, отказавшись от сахара и сливок. Черный кофе не для слабаков. Я вдыхаю аромат кофе и делаю большой глоток, ощущая его горький вкус на языке. Конечно, моя мама варит кофе со вкусом мятного мокко. Ведь почему бы ей не сварить его в праздники?
Боже мой.
У меня слишком сильное похмелье для этого. Голова болит до самых пальцев ног. Возможно, это из-за лабутенов, но как я могу быть уверена?
— Я сегодня не в лучшей форме, голова болит, а солнечный свет жжет глаза. Честно говоря, я уверена, что ты не хочешь, чтобы я мешала тебе на твоем рождественском параде, — говорю я ему, подняв брови.
На данный момент я готова подкупить его, лишь бы он забыл об этом пари, на которое я согласилась по пьяни.
— Нет, не выйдет. Я не откажусь от этого пари, Квинн Скотт, — говорит он, словно читая мои мысли, — если уж на то пошло, разве ты не женщина слова?
