второй каблук, — мне следовало бы знать, что нельзя носить каблуки, которые еще не разношены, но я не смогла удержаться. Тебе понравилась вечеринка?
Паркер кивает и тянется вверх, ослабляя ярко-красный галстук на шее так, чтобы он болтался.
— Да, я люблю хорошие вечеринки, особенно когда это Рождество…
Только тогда я замечаю запонки в форме шапки Санта-Клауса на его рубашке и качаю головой.
— Клянусь, ты самый радующийся рождеству человек, которого я когда-либо встречала. Я не знаю, как тебе это удается. Одной мысли о следующей неделе достаточно, чтобы у меня заболел живот, не говоря уже о том, чтобы радоваться.
— Это потому, что ты, очевидно, женский эквивалент Скруджа, Квинни.
Я закатываю глаза от его поддразнивания, но тут замечаю, что находится над нами.
Паркер замечает, что я смотрю вверх, и его взгляд переходит на зеленое лиственное растение с красными ягодами прямо над нашими головами.
Замечательно. Может ли это быть еще большим клише? На самом деле, возможно, это клише для рождественских фильмов Hallmark, просто мне повезло.
— Омела, — он ухмыляется, подходя ко мне ближе, — ты знаешь, что это значит?
Мое сердце начинает бешено колотиться. Конечно, он не имеет в виду…
Он делает еще один шаг, и я сглатываю. Мои пальцы крепче сжимают каблук туфли, а уголки губ Паркера приподнимаются в улыбке, от которой у меня вдруг слабеют колени.
— Извини, малышка Скотт, но, раз я единственный человек здесь с настоящим рождественским духом, то для меня очень важно следовать праздничным традициям. А омела? — он показывает на нее, — это одна из самых важных.
Я не могу поцеловать Паркера. Он… он лучший друг Оуэна. Не говоря уже о том, что он очень опасен для моего сердца, я не могу позволить себе воскресить старые детские чувства.
— Я…
Прежде чем я успеваю ответить, он притягивает меня к себе, накрывая своими губами мои губы и заглушает мой протест.
Паркер Грант целует меня.
Паркер Грант целует меня!
Моему мозгу требуется секунда, чтобы осознать, что это происходит на самом деле. Я вспоминаю, как мечтала об этом моменте, когда была подростком, как фантазировала о том, как он войдет в мою комнату, заключит меня в объятия и будет целовать до потери дыхания.
Его губы твердые и требовательные, но в то же время мягкие, что совершенно неожиданно. Его руки скользят по моим волосам, притягивая меня ближе к себе, а язык дразнит линию моих губ.
В этот момент мои каблуки падают на пол, разрушая чары между нами.
Паркер отрывает от меня свой рот и делает шаг назад.
Ошеломленная, я протягиваю руку, чтобы коснуться своих распухших зацелованных губ. Не могу поверить, что это только что произошло.
— Знаешь, что, Квинн? — говорит Паркер, снова сокращая расстояние между нами, — я готов поспорить с тобой, прямо здесь и сейчас, что, если ты дашь мне эти семь дней, которые ты проведешь дома, я смогу заставить тебя влюбиться в Рождество заново.
Его слова возвращают меня в детство, когда все, что было между нами, было приключением, полным веселья и игр, в которые мы любили играть и которые никогда не надоедали.
— Серьезно, Паркер? — недоверчиво говорю я.
Он пожимает плечами.
— Я знаю тебя, Квинн Скотт, и знаю, что где-то там внутри тебя живет та девочка, которая просыпалась со мной посреди ночи, чтобы посмотреть, сможем ли мы поймать Санту. Я знаю, что в тебе живет прежний дух Рождества, и, если ты дашь мне неделю, всего семь дней, пока будешь дома, я смогу заставить тебя полюбить эти вещи заново. Снова полюбить свой дом, а если не смогу, тогда займу твое место в рождественском мюзикле, о котором твоя мама рассказала всему городу, что ты будешь выступать.
Что? С ума сойти.
— Хм, в чем подвох?
Паркер качает головой.
— Никакого. Ты сможешь отдать костюм эльфа, колготки и все остальное, это… если я проиграю.
Вот это… это пари, которое я готова принять. Боже, не придется наряжаться в этот дурацкий костюм и расхаживать по сцене? Я готова на все.
Ну, практически на все. Отчаянные времена требуют отчаянных мер, и это, несомненно, отчаянная мера.
Или… так и есть? Может быть, я говорю «да» только потому, что хочу залезть на Паркера, как на дерево, а с последствиями разбираться потом, но в любом случае…
— Договорились. Потому что я знаю, что нет абсолютно никаких шансов, что я когда-нибудь снова полюблю этот дурацкий праздник или возвращения домой. Все, что угодно, лишь бы не надевать этот дурацкий костюм и не участвовать в этом ужасном спектакле. Я уверена, что Дерик Майклс надевал его четыре года подряд, и сомневаюсь, что с тех пор его стирали.
Теперь будет интересно, потому что я никак не могу проиграть. Все шансы против Паркера, и мне не терпится насладиться своей победой, когда я увижу его на сцене.
— А что насчет тебя? Если выиграешь, что ты получишь? — спрашиваю я, скрещивая руки на груди.
— Если я выиграю, то ты наденешь костюм, и мне этого будет достаточно, малышка Скотт.
Он усмехается и добавляет.
— И никакого жульничества. В игре все честно, и ты должна попробовать по-настоящему. Я знаю, когда ты увиливаешь, так что никакого мошенничества.
— Договорились.
— Через неделю мы встретимся под омелой на ежегодной рождественской вечеринке твоего отца, и тогда посмотрим.
Ни за что на свете Паркер Грант и его нелепое рождественское веселье не повлияют на меня. Никогда. А это значит, что я могу поцеловать на прощание нелепый костюм эльфа и эту дурацкую пьесу.
Слава Богу.
— Игра началась, доктор Грант.
— Проснись и пой, Квинн, — напевает моя мама в гостевой комнате, в которой я сейчас сплю, точнее, пытаюсь спать. Через несколько секунд в комнату врывается ослепительный солнечный свет, омывая меня теплом, когда она раздвигает шторы. Совершенно. Никаких. Границ.
— Уходи, — стону я, натягивая одеяло дальше на голову, защищаясь от света, — я никогда не покину эту кровать. Никогда.
У меня болит все тело; такое ощущение, что меня переехал грузовик, и даже стремление Стейси к укреплению семейных уз не сможет вытащить меня из этой постели. Я смутно понимаю, что на заднем плане играет «Санта-Клаус едет в город» и пахнет свежими пряниками.
Я проснулась в аду, вот что происходит.
— Я не уйду, сейчас девять утра, и на улице самый прекрасный день. К тому же у тебя гость.
Это привлекает мое внимание. Я резко сажусь и смотрю на нее, приоткрыв один глаз.
— Гость?
