с радостью помог бы, это я знаю.
Дура я! Набитая и глупая дура!
***
Время близится к полуночи. Торжество подходит к завершению. По программе – невеста должна бросить букет.
Из незамужних девушек: я, Алина и еще несколько дочек важных гостей.
Букет летит прямо в меня. Увернуться не выйдет. Глупая традиция. Бесполезная, на мой взгляд.
По саду проносится хор голосов. Машу букетом, показывая, как я якобы рада такому повороту.
Нет. Совсем не рада. Замуж я не хочу. Да и не за кого. У меня и парня нет. И не было никогда.
Растягиваю губы в улыбке. Смотрю на Полину, завидую ее счастью. Нет, ничего плохого, по-хорошему завидую. Радуюсь за нее.
Слава, ее муж, подхватывает Полину на руки. Под громкие крики одобрения и смех, Барновский уносит Полю со свадьбы.
Теперь они уедут всего на неделю. Больше – не получится. У Славы только-только прошли выборы. Он победил. И теперь в нашем клане есть целый губернатор. Как-то мы с девчонками смеялись, что мне полагается отхватить министра. Для полного комплекта. А я...
Я смотрю на широкую спину и бритый затылок. Белый уходит, бросая команды своим подчиненным.
Уже у самых ворот он оборачивается. Точно привязанная, я делаю два шага вперед.
Он отворачивается. Уходит. Не замечает меня.
Мне дико обидно. Но плакать нельзя. Макияж потечет.
Да и черт с ним, с этим Федором Львовичем!
Я слышу, как веселятся гости. Остались только самые близкие, самые родные. Но туда я не хочу. Мне нужна минутка тишины.
Снимаю очки. Запрокидываю голову, смотрю в небо.
Ничего не видно. Только темное полотно. Но все равно красиво. Кажется, у Белого цвет глаз такой же. Не просто черный, а с синевой.
Нет, что-то со мной не то. Он же жуткий и страшный тип. И шрам этот... Он ведь самый настоящий бандит. Я это знаю.
Внезапно мой каблук попадает в край тропинки. Я оступаюсь, едва не падаю.
Сама не замечаю, как так вышло. Я стою в тени, вдали от гостей и семьи. Букет выпадает из рук. Как и очки. Пытаюсь ухватиться за опору, чтобы сохранить равновесие.
Тщетно. Я смиряюсь с тем, что уткнусь носом в живую изгородь.
Однако крепкие руки подхватывают меня, почти отрывают от земли.
Белый смотрит на меня. Я замираю, потому что мне страшно. Но глаз не отвести. Он держит меня, изучает, рассматривает. Этот мужчина пугает меня до дрожи. Молчание затягивается. Нужно что-то сказать. Но я не могу. Язык точно прилипает к небу.
– Надия... Мухтаровна, вы обронили, – слышу его голос, меня словно парализовало страхом.
Вижу его кривую усмешку. Мужчина тянет ладонь к моему лицу и убирает пряди волос, упавшие на глаза.
Его руки все еще удерживают меня. Горячие пальцы твердо лежат на пояснице. Кожа горит от этого касания.
И глаза. Они тоже обжигают. Но всего секунду. А после в потемневшем взгляде невозмутимость и лед.
Какой ты настоящий, Белый? Это маска? А что под ней?
Тяну руку к лицу. Вижу, как Федор дергается назад, уходит от контакта.
Но мне интересно. Любопытно. Колючий ли подбородок? Щетины не видно. Но Федор смуглый от рождения, даже после бритья подбородок будет колоться.
У отца так. В детстве мне нравилось, когда папа щекотал меня щетиной. Я смеялась.
Сейчас – не до смеха.
Мои пальцы скользят по твердому подбородку. Сжатым губам.
Белый перехватывает мое запястье. Сжимает.
– Не нужно, – цедит он.
Рывком убираю пальцы дальше. Сжимаю ладонь в кулак. Кончики покалывает от ощущения прикосновения к горячей коже.
Я с трудом отвожу взгляд. Хочется плакать. Потому что кажется, будто Белый меня сейчас ненавидит. Почему? Я ведь ничего не сделала!
– Пустите! – шепчу я. Он послушно разжимает руки.
Вижу, как он уходит, чеканя шаг. Отворачиваюсь. Прячусь в огромном доме. В своей комнате. Родные меня поймут. Сегодня был сложный день. Все устали. И я устала.
Белый смотрит в окно. Какая сигарета по счету? Сбился.
Тачка припаркована у входа, но так, чтобы не попадаться на глаза. Через окно-витрину четко просматриваются столики. На улице уже стемнело. В зале ресторана – яркий свет. Федя может торчать здесь вечность, или столько времени, сколько понадобится.
Девочка поправляет очки. Хмурится. Смотрит на экран ноутбука.
Федя устраивается удобнее, упирается затылком в подголовник.
Глаз не отвести, какая эта девочка красивая.
А он – ебаный сталкер, иначе не скажешь.
Уже две недели Федя мотается по городу. У него отпуск. Можно взять, да свалить на острова, на море, да даже к матушке в деревню. Но нет, Белый таскается за девочкой, как ударенный кирпичом по затылку.
Он знает ее расписание. Знает, с кем, где и во сколько встречается. Знает, что заказывает на обед. Во сколько просыпается. Знает, что спит она одна.
Так бы Федю унесло в край, окажись у Надии какой-нибудь хахаль. Ноги бы вырвал и в жопу вставил.
Надо что-то решать. Думать надо.
Отпустить. Все равно же не выйдет ничего путного. Даже мечтать не стоит.
Федя мотает головой. Отвинчивает крышку с бутылки с водой. Пару глотков, крышку на место, а прохладное стекло прижимает ко лбу.
Черт! Ему же тридцать четыре. Сколько у него баб было? Всех не упомнить. В молодости накуралесил так, что вспомнить тошно. Чего ж его так повернуло на девочке?
Переломным моментом в своей биографии Белый считает ту ночь, когда Слава забрал пьяную Полину из ночного клуба. Тогда отношения друга с Полиной Владиславовной только набирали обороты, не все было гладко. И Архипова вырубилась еще в заведении. Пьяные подружки тоже особо ничего не понимали. Феде пришлось развозить девчонок по домам. Вернее, Алину Мухтаровну он перепоручил парням. А вот Надию повез сам.
Сейчас все кажется Феде понятным. А тогда, сидя в машине и рассматривая девочку, Белый был не готов к такому повороту.
Вздыхая, Федя ловит в памяти ту ночь. Девочка смешно сопит, уронив руки на колени. Очки в тонкой оправе сползают на самый кончик носа. Кажется, вот-вот упадут.
Федя перехватывает их, снимает, попутно случайно касаясь щеки.
Белого сражает этот контраст: ощущение бархата кожи под грубыми пальцами. Он не верит, что такое вообще бывает. Странное ощущение.
Наверное, просто кажется.
И Федя уже чуть настойчивее гладит девочку костяшками пальцев по щеке. Легко скользит к подбородку, по тонкой шейке, тормозит у ворота блузки, над верхней пуговицей.
Взгляд жадно прилипает к полупрозрачной ткани. Там,