Жаль, что от себя и своих чувств сбежать нельзя.
Глава 3. Контракт на месть
Обратно мы ехали уже не на Ferrari, а в черном Mersedes c водителем. За ужином Смолянов выпил несколько бокалов виски, видимо, этим и были обусловлены изменения.
— Я все слышал, — неожиданно прервал мирную тишину.
Я вздрогнула и взглянула на него. Он внимательно смотрел на меня.
— Что все? — уточнила.
— Ваш разговор со Старцевым, — усмехнулся в ответ. — Удивительно.
Сжала незаметно руки в кулаки.
С одной стороны — наверное, это было хорошо. Ведь моя задача была показать, что я небезразлична Тимуру, чтобы Смолянов понял — я могу быть действительно полезна в будущей войне.
С другой стороны — это было слишком личным. Меня до сих пор трясло от рычащего, хриплого голоса в моей голове, который раз за разом повторял слова, сказанные Старцевым: “Какого хрена ты творишь?”
— Что тебя удивляет?
— Я был уверен, что Старцев — глыба. Бесчувственная и равнодушная. Но кажется, это не так, — он вновь внимательно осмотрел меня, пытаясь очевидно сделать какие-то выводы.
— Да, он не бесчувственная глыба, но его волнуют только собственные желания и мысли, — тихо ответила.
Я услышала смешок Смолянова, но он ничего не сказал на мой выпад.
— Что дальше? — все-таки не выдержала неизвестности.
— Ты же хотела отомстить? — сверкнул он глазами. — Я в игре.
И я облегченно выдохнула, впервые поверив, что все получится. С таким игроком как Смолянов не может не получится.
— И какой план? — спросила.
— Скоро ты все узнаешь.
Остаток дороги мы молчали. Я не настаивала на разговоре. Меня все еще немного трясло после встречи с Тимуром. Мое глупое сердце видело в каждом его действии и слове выгодный ему подтекст.
— Приехали.
Я удивленно огляделась, увидев, что мы доехали до офиса Смолянова. Вопросительно посмотрела на него.
— Нам нужно обсудить детали нашего договора. Не люблю откладывать на завтра дела.
Я послушно кивнула и вышла из машины.
В офисе Смолянов попросил секретаршу сделать нам кофе. Я удивленно посмотрела на девушку, которая в такое позднее время бессменно сидела на рабочем месте и выглядела все также бодро как днем.
— Конечно, сейчас, Константин Аркадьевич, — сразу же подскочила, услышав просьбу.
Время уже перевалило за одиннадцать, но, кажется, Смолянов этого не замечал. Видимо, он привык работать до поздней ночи.
— Садись, — указал он на кресло. Потом нажал какие-то кнопки на стационарном телефоне на своем столе и спокойно сказал: — Элла, принеси бумаги.
— Сейчас буду, — раздался бодрый голос в ответ.
Я удивленно вскинула брови.
— Ты вообще когда-нибудь отдыхаешь?
Смолянов неопределенно пожал плечами. Через минуту в кабинет, громко цокая каблуками, пришла Элла.
— Вот, Константин Аркадьевич, все как вы просили.
— Спасибо, Элла, пока свободна.
Смолянов подвинул ко мне бумаги, которые перед ним только что положила секретарь.
— Чтобы мы могли вместе работать, тебе надо это прочитать и подписать.
Я сглотнула. Вдруг под ложечкой засосало от беспокойства.
— Что это?
— Контракт. На месть, — с усмешкой отозвался он.
И я начала читать. Внимательно. Потому что Смолянов явно был серьезно настроен. И если уж вел дела, то делал это обстоятельно.
— Это договор о неразглашении? — я вскинула голову, наконец, дочитав.
Двадцать страниц сложных, витиеватых формулировок. Я старалась вчитываться и осмысливать прочитанное, но из-за внутреннего напряжения не могла нормально сосредоточиться.
— Да. Потому что я не хочу оказаться дураком в этой странной игре, которую мы с тобой затеем.
Договор был на первый взгляд с вполне стандартными юридическими терминами. Нельзя разглашать третьим лицам и далее длинный список, что именно я никому и ни при каких обстоятельствам не могу говорить. Если коротко: ничего. Все, что я услышу в обществе Смолянова, конфиденциально. Но смутил меня больше всего последний пункт:
“При разглашении Тимуру Старцеву информации о планах Константина Смолянова прямым или косвенным способом, необходимо будем выплатить штраф в размере ста миллионов рублей”.
— Ты шутишь? — я резко вскинула голову. — У меня нет таких денег!
— Конечно, нет. И не будет. Поэтому ты никогда ничего не расскажешь Старцеву. — Я шокировано на него смотрела. — Я должен быть уверен, что это не просто порыв отвергнутой любви. Должен быть уверен, что ты не захочешь отмотать, передумать, переиграть. Никогда.
Я застыла, будто окаменев. “Никогда” набатом звучало в моей голове. Вдруг вспомнились горячие губы Тимура, его сильное, каменное тело, обжигающие поцелуи, тихий, хриплый шепот.
Я встряхнула головой, отбрасывая надоедливые образы. И заставила себя вспомнить и другие события. Моего поверженного, несчастного мужа, который стал банкротом. Как в нашу последнюю встречу в клубе Тимур сжал ягодицу той девушки, прижимая ее к себе. Сколько боли или слез он мне подарил.
Распахнула глаза. И поставила размашистую подпись. Не думая, не анализируя. Поспешно, резко, чтобы не сбежать, сверкая пятками.
Смолянов удовлетворенно хмыкает.
— А теперь можно и отметить, — довольно провозглашает он.
Встает, подходит к небольшому шкафу в углу и возвращается с двумя бокалами с янтарной жидкостью.
— За нас. И за уничтожение Старцева.
Он чокается со мной и залпом выпивает виски, я следую его примеру. Кашляю от обжигающей волны в горле.
— Старцев знает, где ты живешь?
— Нет, — я отрицательно машу головой.
Я никогда не рассказывала ему о Кэт. И уж тем более не показывала, где она живет.
— У него есть твой номер телефона?
— Нет, — уверенно отвечаю я.
Я выкинула сим-карту, когда он написал мне то глупое и ненужное смс: “Думаешь, я так просто тебя отпущу? Даже не надейся”.
— Но я же нашел твой номер телефона, — с вызовом говорит он.
— Потому что я сама дала его на охране, когда брала пропуск, — вскинув бровь, парирую я. — Мой номер зарегистрирован на подругу, не на меня.
— Что ж, — протягивает он, — ты не глупа, а это уже не плохо.
Из его уст это звучит почти как комплимент, поэтому я усмехаюсь.
— Перечитай еще раз сто наш договор. Запомни. Чтобы ты могла его цитировать. Никаких встреч со Старцевым без моего ведома.
— Я ведь не маленькая девочка, — усмехаюсь в ответ я.
— Сто миллионов… — ехидно чеканит он.
Я смотрю в его глаза и понимаю, что он не потерпит, если что-то пойдет не так. Ни по его плану, ни как ему угодно. Во что я вляпалась? Мне страшно. И одновременно я чувствую эйфорию, понимая, что я смогу теперь не просто сидеть и страдать по Старцеву, а действительно ударить в ответ.
Руки вспотели, а под ложечкой сосет от тревоги и паники, которую я пытаюсь скрыть. Но поздно. Я не могу передумать.
