– Ну почему?! – взорвался он. – Почему?! Я думал, ты будешь счастлива, а ты мне лекцию целую прочла! Даже не лекцию, а нотацию!
– Подожди, подожди… Счастлива? Как ты сказал: думал, ты будешь счастлива?
– Ну да!
– То есть ты хочешь сказать, что на десятом году любовной связи такие слова способны казаться счастьем?
– Нин, я не понимаю тебя. – Он действительно никак не мог взять в толк, чем же он так неприятно взбудоражил ее.
– Лева! Значит, так… За то время, что мы вместе, наверное, можно было и узнать человека, и понять его желания, и вообще как-то выстроить свою жизнь так, как тебе приятно…
– Да…
– Ты выстроил, как тебе приятно?
Он молчал.
– Лева, ответь, пожалуйста! Ты свою жизнь выстроил именно так, как тебе комфортно? Или нет?!
Он молчал. Продолжал смотреть куда-то в сторону окна и молчал.
– Не хочешь отвечать? Так я сама отвечу! Все эти годы ты жил именно так, как тебе удобно: имел семью, имел любовницу! На все мои вопросы отвечал, что тебя все устраивает в твоей жизни. А сейчас? Что-то произошло? Что-то перестало устраивать?
Она говорила поначалу спокойно, но он чувствовал в ней внутренний надрыв и знал по опыту, что этот надрыв обязательно прольется слезами. Мучительными, горючими слезами, от которых у него всегда щемило сердце…
Однако, надо было отвечать. Сам затеял разговор и отмалчиваться было по крайней мере неумно. Неумно и неконструктивно. Он набрал побольше воздуха и хотел было что-то ответить. Но она заговорила вновь:
– Правильно ли я поняла тебя? Девять лет все было отлично. Ты жил в полном удовольствии, а сегодня вдруг что-то случилось. Что же, Лева?
– Нина, ну подожди, не передергивай! Это непростой разговор. Может, он не ко времени, не к месту…
– Ну, конечно, – ерничала она. – Это только секс у нас всегда и к месту, и вовремя… В любой удобной или даже не очень удобной ситуации… Всегда вовремя… А разговор серьезный – нет!
– А ты что-то имеешь против секса? Я не замечал!
– Лева! Не уводи разговор в сторону. Бог с ним, с сексом. Давай про жизнь!
– Про жизнь… Ну что сказать?! Сказать, что все полностью меня устраивало, я не могу… Да, ты знаешь мое отношение к семье, к жене… Семья для меня неприкосновенна, незыблема… И я даже никогда мысли не допускал, что может быть как-то иначе…
– Это я понимаю. Да я, собственно, давно смирилась с этим. И никогда ни на что не претендовала. Разве не так?!
– Да так… Так… Только вот ты уехала в этот раз… И я затосковал… Ты много раз уезжала, и я очень скучал. Всегда скучал. Это правда. Но в этот раз… Я даже сам не понял почему, но затосковал жутко. До бессонницы, до спазмов. То голову сожмет, то сердце… Не знаю, как это объяснить: то ли предчувствие, то ли тревога. Измучился в ожидании. Понял, что не хочу так больше.
– А как ты хочешь?
– Вместе отдыхать, вместе проводить свободное время. Жить вдвоем…
– А как же семья? Твоя сегодняшняя семья, я имею в виду?
Он не ответил. Ковырял пальцем почти невидимую точку на стекле. Кусочек краски, наверное, прилип, когда окна красили…
Нина не стала повторять вопроса. Про себя удивилась: надо же – скажи он ей эти слова еще месяц назад, она бы восприняла их абсолютно иначе. Заплясала бы от счастья и запела свою любимую песню…
А может, и не заплясала бы и не запела, а серьезно и вдумчиво выслушала бы и ответила однозначное «да». А сейчас сидела она и совершенно спокойно внимала словам, о которых раньше мечтала как о самых желанных.
Теперь же ей вспомнился пляж, другой мужчина, совершенно иные ощущения. Она скучала по своему курортному состоянию. Ей была радостна ее новая связь. Как бы она ни любила Леву, ни ценила его и ни дорожила союзом с ним, сейчас он раздражал ее и действительно был в ее доме и не ко времени и не к месту.
Ей не терпелось написать сообщение своему новому любовнику, хотелось пересмотреть фотоснимки. Она, честно говоря, уже давно мечтала оказаться одной, разобрать чемоданы, побросать вещи в стиральную машинку, принять ванну…
Все это она, естественно, могла делать и при нем. Но не сегодня. Сегодня не было никакого желания делить с ним свои домашние и личные дела…
Но и отправить его восвояси она не могла, тем более что разговор оборвался на полуслове, и его предложение повисло в воздухе и осталось без ответа. А как его закончить – этот разговор, было непонятно.
– Знаешь, Лев? Давай отложим! Ладно? Ты сейчас в каком-то особом настроении, в эмоциональном порыве. Может, завтра уже и пожалеешь о своем предложении. Так что давай повременим. К тому же я очень устала… Прилечь бы…
– Я бы тоже прилег с тобой… Не возражаешь? – Он повернулся к ней всем корпусом и уже сделал шаг навстречу.
Нина возражала. Но ни высказать это вслух, ни отказать ему она не могла. Попыталась было:
– Лев, я именно «прилечь» имела в виду и ничего более…
Он не понял, не услышал, не захотел вникать. Она никогда ему не отказывала, ни разу за девять лет…
– Ну да… конечно… только прилечь…
Он уже взял ее запястье, он уже целовал плечо, дышал в шею, он уже вел ее в направлении спальни…
Она покорно и как будто даже обреченно двигалась за ним, а он, не замечая покорности, предвкушал удовольствие…
Удовольствия не получилось. Кто его знает, почему… Видимо, потому, что она не хотела. Не сложилось в этот раз. Всегда так хорошо складывалось. Он изумился про себя: как такое возможно? Пара, которая знает друг друга столько лет, которая всегда получала обоюдное интимное удовольствие, которая прекрасно понимает, как доставить взаимное наслаждение… Пара, которая действует в постели, как слаженный механизм, притертый и смазанный настолько, насколько это необходимо… Пара, которая, занимаясь любовью, забывает обо всем на свете и растворяется в любовном процессе истинного соития… Как у такой пары может что-то не получиться? Не сладиться?
– Нина! В чем дело?! – Он вдруг с одуряющей четкостью осознал, что она его не хочет. И это осознание явилось истинным шоком! Как она может его не хотеть?! Это невозможно! Неправильно! Немыслимо!
– Я же сказала: устала!
И она отвернулась. Свернулась калачиком и затихла. Он накрыл ее простыней, пошел в ванну. Когда вышел, Нина спала. Или делала вид, что спит. Ему одинаково больно было сознавать и то, и другое. Неизвестно, что больнее…
Он оделся и вышел, тихо прикрыв дверь…
Новую любовь Нины звали Максом. Моложе Нины несущественно, года на два-три, он был закоренелым холостяком. Женщин менял часто, почему-то избегал общения с молодыми особами. То ли они его не интересовали, то ли он их не привлекал, Макс не задумывался. Просто однажды сделал для себя вывод и не пытался никогда ухаживать за молодыми. Его волновали зрелые женщины, дамы средних лет, с опытом, с интеллектом во взоре. Странно, но внешность не была определяющим фактором. Что-то другое. Что-то тянуло изнутри. Он знакомился в абсолютно разных местах. Мог в самолете, мог в кафе, в очереди к кассе, на автозаправке, в банке, на лавочке в парке… Как правило, женщины шли на контакт. Он вызывал доверие, с ним запросто знакомились. И пусть не каждая, но многие отвечали, откликались, завязывали отношения…
Долгих связей Макс не любил. Боялся, что какая-то из девушек женит его на себе. Почему-то он очень не хотел жениться. По молодости не сложилось, в более зрелом возрасте осознанно избегал разговоров о семье, а сейчас, после сорока, растерялся…
С одной стороны, он так носился со своей свободой, что, похоже, она уже опостылела ему. С другой стороны, он так привык быть хозяином самому себе, ни с кем не считаться, ни от кого не зависеть, что менять что-то в своей жизни не представлялось ему разумным.
С одной стороны, в последние годы он ловил себя на мысли, что ему начинает надоедать частая смена женщин, когда надо вновь и вновь под кого-то подстраиваться, к кому-то пусть ненадолго, но привыкать… С другой стороны, представить рядом с собой постоянно одну женщину он не мог. С какой это стати он, такой весь из себя самостоятельный и независимый, будет подчиняться или приноравливаться к постороннему человеку? На этом месте его рассуждений происходил какой-то сбой. Потому что если он кого-то выберет для совместной жизни, то этот кто-то уже не будет посторонним. А раз не будет посторонним, значит, внедрится в его пространство, будет претендовать на определенную часть его мира и наверняка на значительную часть…
