Все вышло вполне натурально. Соня подгадала день, когда на тренировку ее привел именно папа, спокойно поцеловала его в щечку, пошла в зал, прыгнула с бортика в бассейн, да так неудачно, так неудачно… с четвертого раза…
— Сильный вывих! — констатировала медсестра под убедительные стоны Сони Разгуляевой. — Нужен рентген.
Таким образом, с тренировки Соню живописно вынесли на носилках, посадили в машину и настоятельно посоветовали не тянуть с рентгеном и ехать в травмопункт напрямую, без задержек, а с тренировками пока повременить. Надо ли говорить, что папа, когда увидел дочь на носилках, ужасно разнервничался и сказал, что такой спорт он «в гробу видал» и что дочь у него одна.
Соня в этот момент папу просто обожала, хотела даже вскочить и расцеловать в обе щеки, однако это бы могло испортить всю игру. Так что она только возлежала и мужественно улыбалась, подбадриваемая целым морем папиных сочувственных слов.
Позже, после рентгена, который, слава богу, ничего не показал, Соня всерьез стала подумывать о том, чтобы молотком поломать себе пальцы на руке — покончить, так сказать, с музыкальным будущим тем же методом, но согласитесь, это не так-то просто ребенку — долбануть себя молотком по руке. Кроме того, можно же не рассчитать. Вывих ноги имитируется куда легче, чем перелом пальцев.
А игра на рояле была хоть и злом, но все же вполне переносимым. Зато Соня навсегда поняла, что на свете есть кое-что куда эффективнее слов.
И так, фортепьяно по-прежнему стояло в гостиной, а она, сидя на вращающемся стуле, разучивала гаммы. Это было скучно. Но Соня решила, что, если придумает, как победить фортепьяно, родители предложат ей что-то, еще какую-нибудь альтернативную культурную нагрузку. Кто его знает, что это будет! Не дай бог, танцы или вообще лыжи! Придется еще тащиться в лыжном костюме с огромными лыжами на край света, в какое-нибудь Крылатское, на занятия. У них на Тверской на лыжах можно было разве что постоять у Вечного огня в Александровском саду.
Так что Соня осталось за фортепьяно, в настоящее время оно было наименьшим из зол.
Она играла гаммы. Этюды Черни для беглости пальцев, играла Шопена и Рахманинова. Все это было не так сложно, у нее был хороший слух и чувство ритма, а также длинные гибкие пальцы.
Надо ли говорить, что при ее характере она отличалась усидчивостью и терпением. В результате такой вот политики компромисса Соня неожиданно доигралась до того, что все с чего-то решили, что она это любит. Когда ты по большей части молчишь и улыбаешься, чертовски высокая вероятность того, что все решат, что ты счастлива. И, к сожалению, многие твои мысли, желания и чувства будут трактоваться совершенно неверно, на глазок.
— Ну что ж… — кивнул папа, искренне желая Соне только добра. — Раз ты так любишь музыку… Так тому и быть.
И позвонил знакомому. У папы на каждый случай имелся знакомый, при его работе это совершенно нормально. Ведь и он, как ни крути, был для всех этих людей ценным знакомым, а уж когда речь шла о будущем единственной дочери, о ее призвании, в котором никто, кроме нее самой, не сомневался, — тем более. Мама была просто на седьмом небе от счастья, она уже видела Сонины портреты на афишах около филармонии.
— Я всегда знала, что она особенная, с самого детства, — вдохновенно говорила мама, радуясь, что теперь все эти «странности» дочери можно так изящно и благородно объяснить. Талант — он всегда такой, его трудно понять.
Так что теперь Соня училась в Гнесинском училище, на фортепьянном отделении, заканчивала первый курс. Видимо, и правда, пересидела за фортепьяно. Потому что играла она действительно неплохо и экзамены сдала довольно легко. Проблему составило только собеседование. Отвечать на вопросы — это же совсем другое дело. Отвечать, улыбаясь, — это не совсем в рамках учебной программы. И она молчала как проклятая, надеясь этим отвратить от себя приемную комиссию.
Но иногда так бывает, что, если уж пустили какой-то слух, в него начинают верить все. И тут все почему-то решили, что раз она молчит, значит, точно — талант. Возможно, даже гений. И потом, в приемной комиссии был знакомый папиного знакомого, которого заранее предупредили о такой вот странной особенности дочери знакомого знакомого. А предупрежден — значит, вооружен. И очень опасен.
— Вы лучше послушайте, как она играет. Нам бы побольше музыкантов, которые не говорят, — предложил он комиссии, возбужденно размахивая руками.
И всем это показалось ужасно романтичным — юная пианистка, молчаливая и улыбчивая, светленькая и хрупкая, с большими синими глазами. Конечно, ее взяли. Они уже видели ее на курсовых концертах, в развевающемся элегантном платье, а Соня даже и не пыталась сопротивляться.
Она, кстати, была на самом деле довольно красивой. Правда, не очень-то это осознавала, тем более что посмотреть на себя чужими глазами не могла. А если бы смогла, то увидела бы хрупкую пепельную блондинку, довольно высокую и немного неловкую, что неудивительно, ведь так сильно вытянулась она совсем недавно — буквально за год. Но в этой неуклюжести было что-то очаровательное и живописное, что-то, что делало Соню еще более непохожей на остальных.
Конечно, далеко не всем нравится такой вид красоты. Страсть мужчин к субтильным формам сильно преувеличена силами глянца и гламура. Но Сонино бледное подвижное лицо, острый подбородок, изящные линии скул тем сильнее подчеркивали удивительную синеву ее глаз, темнеющих, когда она злилась. Движения ее рук были немного порывистыми, неравномерными, неуверенными, да и сама она выглядела несколько потерянной, — наверное, это из-за молчания и привычки уходить в себя. В то же время у Сони было очень говорящее лицо, взамен ее молчания оно выдавало почти все ее мысли, и в этом смысле она была совершенно неподражаема.
Но когда Соня смотрела на себя в зеркало, то видела там бледную и тусклую «мышку» с субтильными плечами и маленькой грудью — отражение, к которому она давно привыкла и в котором не находила ничего ни красивого, ни особенного.
Конечно, в этом она была не права. Но такое заблуждение свойственно девушкам ее возраста. В общем, Соня относилась к себе без пиетета, однако и в самокопание с неприятием тоже не ударялась. Что уже было неплохо, если сравнивать ее с подругами и друзьями. Особенно с подругами.
К слову сказать, как ни странно, из-за ее привычки молчать и улыбаться Соня не имела проблем с друзьями. При том, что она в буквальном смысле не желала и двух слов связать, у нее было достаточно много друзей не только в Гнесинке, где она тоже была на хорошем счету у однокурсников. У нее было много друзей и в школе. Бывшие одноклассники ее помнили, звонили ей, заходили в гости, таскали ее на прогулки и приносили книги. Странно, не правда ли? На самом деле, нет. Единственные, с кем она никак не смогла подружиться, были те спортивные девахи. Но остальные люди очень даже тянулись к ней — кто их разберет почему.
