Парень поглубже запихнул в карман галстук. И ее вдруг понесли вперед ноги. Словно действовали независимо от тела. Люси попыталась их остановить, но не тут–то было. Она подошла поближе к мотоциклу и увидела побитый знак с техасскими номерами вместе с потрепанной наклейкой на бампере, покрывавшей часть видавшего лучшие дни кожаного сиденья. Надпись стерлась, но Люси еще могла разобрать слова.
ГОРЮЧКУ, ТРАВКУ ИЛИ ШЛЮШКУ.
ДАРОМ НЕ КАТАЮ.
Надпись ударила беглянку почище взрывной волны. Люси не могла не обратить на предупреждение внимание. Но ее тело, ее предательское тело, само все решило за нее. Рука подтянула мантию. Нога оторвалась от земли. И перекинулась через сидение.
Незнакомец лишь вручил Люси шлем. Она натянула его на голову, скрыв несчастную свадебную прическу в виде зачесанных наверх волос, и обхватила седока за пояс.
И они помчались по переулку. Вздымалась мантия, по голым ногам били струи ветра, по козырьку шлема хлестали развевающиеся пряди волос.
Люси подоткнула мантию, а мотоциклист в это время вылетел из одного переулка в следующий, сделал резкий поворот направо, потом еще один, только мускулы на спине успевали напрягаться под дешевой тканью смокинга.
Потом выехали из Уинетта на двухполосное шоссе, тянувшееся вдоль отвесных известняковых скал. Шлем был защитным коконом Люси, мотоцикл – ее планетой. Они проехали мимо цветущих полей лаванды, растущих по всей холмистой равнине виноградников, мимо завода по производству оливкового масла. Ветер натягивал мантию, обнажая ее коленки и бедра.
Солнце на небе опустилось ниже, усиливавшаяся прохлада проникала сквозь тонкую ткань. Люси от всей души приветствовала холод. Она не заслужила тепло и комфорт.
Они прокатились по деревянному мосту и миновали дряхлый сарай с нарисованным на боку флагом штата Одинокой Звезды. Высвечивались надписи об экскурсиях в пещеры и на ранчо для отдыхающих. Мимо проносились мили. Двадцать? Больше? Она не знала.
Когда они доехали до окраины какого–то городка с одним единственным светофором, байкер свернул к захудалому круглосуточному магазинчику и припарковался в тени сбоку здания. Потом мотнул головой, дескать, слезай. Люси запуталась ногами в мантии и чуть не свалилась.
– Есть хочешь?
От одной лишь мысли о еде Люси затошнило. Она опустила затекшие ноги и помотала головой. Он пожал плечами и направился к двери.
Через запыленное забрало шлема Люси разглядела, что парень выше, чем она представляла: около шести футов, ноги у него длиннее туловища. С буйными черными кудрями, оливковой кожей, развязной походкой он не мог еще более быть непохожим на конгрессмена, сенатора или какого–то другого общественного лидера, которые населяли жизнь Люси. Со своего места через окно ей было видна часть магазина. Байкер прошел в конец зала к холодильнику. Продавщица оторвалась от своих дел и наблюдала за посетителем. Он исчез на несколько секунд из вида и появился вновь с шестибаночной упаковкой пива, которую водрузил на прилавок. Продавщица тряхнула волосами, явно кокетничая с покупателем. Он положил еще несколько предметов около кассы.
Люси натерла туфлями волдыри на ногах. Она сменила позицию и кинула взгляд на свое отражение в витрине. Большой синий шлем поглотил ее голову, спрятав тонкие черты, из–за которых она всегда казалась моложе, чем на самом деле. Мантия скрыла, какой тонкой стала ее обычно стройная фигура от предсвадебного напряжения. Люси был тридцать один год, ростом пять футов четыре дюйма (164 см – Прим.пер.), но чувствовала она себя маленькой и глупенькой; этакая эгоистичная безответственная бродяжка.
Хотя вокруг не было ни души, шлем Люси не сняла, только чуть поправила, стараясь облегчить давление на шпильки, вонзившиеся в голову. Обычно она носила волосы до плеч, прямые и аккуратно причесанные, как правило, удерживая их сзади одной из узких лент, которые терпеть не могла Мег.
« Они делают тебя похожей на чертову дебютантку с Парк–авеню, – заявляла Мег. – И если не носишь джинсы, то хоть выбрось на свалку эти глупые жемчуга. Заодно со всем этим дурацким костюмчиком выпускницы элитной школы.– Потом она смягчилась: – Ты не Нили, Люси. Она не ждет, что ты станешь ей».
Мег не понимала. Она–то выросла в Лос–Анджелесе с собственными родными родителями.
Это она могла носить какую угодно возмутительную одежду, экзотические ожерелья с висюльками на шее, даже нанести татуировку дракона на бедро, а не Люси.
Открылась дверь магазина, и появился байкер с пакетом в одной руке и пивом в другой. Люси с тревогой наблюдала, как он молча укладывает покупки в потертые седельные сумки. Как представила, что он выпивает целую упаковку пива, так поняла, что не может этого допустить. Она должна кому–нибудь позвонить. Позвонить Мег.
Но набраться мужества встретиться с кем угодно, даже с лучшей подругой, которая понимала ее лучше всех прочих, Люси не могла. Ей бы дать знать семье, что с ней все в порядке. Скоро. Только… не сейчас. До тех пор, пока не поймет, что ей сказать.
Люси стояла перед байкером как большой синеголовый инопланетянин. Он уставился на нее, и она поняла, что до сих пор не сказала ему ни слова. Как неловко. Ей нужно хоть что–то произнести.
– Откуда ты знаешь Теда?
Он вернулся к возне с застежками сумок. У мотоцикла, старой «ямахи», по черному баку с горючим шла серебряная надпись «Воин».
– Вместе мотали срок в Хантсвилле, – ответил он. – За вооруженные грабежи и человекоубийства.
Он подначивал ее. Типа какая–то байкерская проверка на вшивость. Не стоит сходить с ума и продолжать это безумие. Впрочем, она ведь и так сошла с ума. Самая паршивая форма сумасшествия. Безумец, выскочивший из своей шкуры и не знающий, как влезть в нее обратно.
Мрачный взгляд парня, потемневший и какой–то угрожающий, скользнул по ней:
– Готова ехать обратно?
Ей только и нужно было, что сказать «да». Одно простое словечко. Она приготовила язык. Сложила, как надо, губы. Но не сумела вытолкнуть его.
– Еще нет.
– Ты уверена? Знаешь, что делаешь? – нахмурился он.
Ответ на этот вопрос был столь очевиден, что даже он мог это понять. Когда она так и не сумела ответить, он пожал плечами и забрался на мотоцикл.
Пока они выезжали со стоянки, Люси удивлялась, каким образом езда с этим опасным байкером стала казаться ей менее ужасной, чем встреча лицом к лицу с семьей, которую она любила. Но ведь она ничего не должна этому человеку. Самое худшее, что он мог сделать… Она даже думать не хотела о том, что самое худшее он мог бы сделать.
