Джейми Макгвайр - Мое прекрасное искупление (ЛП)

— Фотография Камиль? Ушла куда?

— В коробку, полную воспоминаний, туда, где она должна находиться.

Я долго смотрела на него, в груди образовывалась боль.

— Ты счастлива? — спросил он.

— Я счастлива, — сказала я, наполовину испытывая стыд, наполовину сбитая с толку.

Сдерживание сейчас, сделало бы меня безвозмездно упрямой. Он убрал ее. Я не извинилась.

Я вытянулась и вплела мои пальцы в его, а он поднес мою руку ко рту. Он закрыл глаза, а потом поцеловал мою ладонь. Такой простой жест был очень интимным, как будто тянешь кого — то за одежду во время объятия или крошечное прикосновение на задней стороне шеи.

Когда он делал вещи, подобные этому, было легко забыть, что он когда — либо думал о ком — то еще.

После того, как все пассажиры заняли свои места, и бортпроводники проинформировали нас, как пережить возможную авиакатастрофу, самолет вырулил к концу взлетно — посадочной полосы, а потом рванул вперед. Скорость возрастала, и фюзеляж гремел, пока мы не взлетели в тихом гладком движении. Томас начал волноваться. Он обернулся, а потом толкнулся вперед.

— Что не так? — спросила я.

— Я не могу это сделать, — прошептал Томас.

Он осмотрел меня.

— Я не могу это сделать ему.

Я держала голос тихим.

— Ты ничего не делаешь ему. Ты — посланник.

Он посмотрел на вентилятор над его головой, вытянулся и поворачивал ручку, пока воздух не начал дуть на полную мощность в его лицо.

Он вернулся на свое место, выглядя несчастным.

— Томас, подумай об этом. Какой другой выбор у него есть?

Он прокашлялся, как делал всегда, когда был раздражен.

— Ты продолжаешь говорить, что я защищаю его, но если бы я не рассказал моему директору о Тревисе и Эбби, то ему не пришлось бы выбирать.

— Это правда. Тюрьма была бы его единственным вариантом.

Томас отвел взгляд от меня и смотрел в окно. Солнце, отраженное от моря облаков, заставляло его смотреть искоса.

Он закрыл шторку, и это заняло определенное время, чтобы приспособиться моим глазам.

— Это невозможно, — сказала я, — У нас есть работа и если в наших головах находится весь этот личный хлам, мы допустим ошибку, и операция выйдет из строя. Это задание включает твою семью. И мы здесь, вместе, с нашими…проблемами. Если мы не выясним способ, Томас, нам хана.

Бортпроводница наклонилась к нам.

— Могу я предложить вам напитки?

— Белое вино, пожалуйста, — сказала я.

— Джек и Колу, — сказал Томас.

Она кивнула и подошла к ряду сзади нас, спрашивая тоже самое.

— Ты волнуешься из — за того, что увидишь Камиль сегодня вечером?

— Да, — сказал он без колебания, — Последний раз, когда я ее видел, она была в больнице, ее довольно сильно ударило.

Он заметил мое удивленное выражение и продолжил:

— Она и Трентон только выехали за пределы Икинса, когда пьяный водитель врезался в них.

— Не могу понять, твоя семья очень удачливая или очень невезучая.

— И то, и то.

Бортпроводница принесла наши напитки, уложив сначала салфетки, а потом стаканы.

Я сделала глоток вина, когда Томас смотрел на меня. Он уделил особое внимание моим губам, и я бы удивилась, если у него были те же завистливые мысли, что и у меня, когда его губы дотрагивались до чего — то.

Томас перестал пялиться на меня и посмотрел вниз.

— Я рад за Трента. Он заслуживает этого.

— А ты нет?

Он нервно засмеялся, а потом посмотрел на меня.

— Я не хочу говорить о Камиль.

— Хорошо. Это длинный полет. Поболтаем, подремлем или почитаем?

Бортпроводница вернулась с блокнотом и ручкой. — Мисс…Линди?

— Да?

— Что бы Вы хотели: жареную курицу со сладким соусом чили или жареную семгу с лимонно — каперсовым соусом?

— Эм…курицу, пожалуйста.

— Мистер Мэддокс?

— Тоже курицу.

Она что — то начиркала в блокноте.

— Вас устраивают напитки?

Мы оба заглянули на наши почти полные стаканы и кивнули.

Бортпроводница улыбнулась.

— Прекрасно.

— Поболтаем, — сказал Томас, наклоняясь ко мне.

— Что?

Он сдержал смех.

— Ты спрашивала: поболтаем, подремлем или почитаем. Я выбираю поболтать.

— Оу, — я улыбнулась.

— Но я не хочу говорить о Камиль. Я хочу поговорить о тебе.

Я поморщила нос.

— Зачем? Я скучная.

— Ты когда — нибудь ломала кость?

— Нет.

— Когда — либо плакала из — за парня?

— Нет.

— Сколько тебе было лет, когда ты потеряла девственность?

— Ты…был моим первым.

Глаза Томаса почти высунулись из его головы.

— Что? Но ты же встречалась…

Я хихикнула:

— Шучу. Мне было 20. В колледже.

— Принимала когда — нибудь нелегальные наркотики?

— Нет.

— Когда — нибудь напивалась до потери сознания?

— Нет.

Томас думал примерно 30 секунд.

— Я же говорила тебе, — сказала я, немного смущенно, — Я скучная.

Потом он задал следующий вопрос. — Ты когда — нибудь спала со своим боссом?

Он ухмыльнулся.

Я вжалась в свое сиденье.

— Не нарочно.

Он отбросил голову назад и засмеялся.

— Это не смешно. Я была подавлена.

— Я тоже, но не по той причине, о которой ты думаешь.

— Потому что ты боялся того, что Тэру или Бенни сделали бы мне, если бы Грув узнал, почему я была там.

Томас нахмурился.

— Да.

Он трудно глотнул, а потом опустил взгляд на мои губы.

— Та ночь с тобой…она изменила все. Я пришел на работу в то утро и незамедлительно сказал Марксу, чтобы он пошел со мной в бар. Я надеялся столкнуться с тобой снова.

Я улыбнулась.

— Да?

— Да, — сказал он, посмотрев опять в сторону, — Я до сих пор обеспокоен. Я буду продолжать внимательно следить за тобой.

— Проклятье, — продразнила я.

Томас не выглядел счастливым от моего ответа.

— Я не тот, кто следит за людьми, помнишь?

— Сойер? — спросила я.

Когда Томас подтвердил мое подозрение кивком, я хихикнула.

— Это не смешно, — недовольно сказал он.

— Это немного смешно. Никто не расскажет мне, почему он им не нравится, за исключением того, что он подонок или придурок. Ни ты, ни Вэл не дали мне ничего конкретного. Он помогал мне распоковываться. Он был в моем кондоминиуме всю ночь и даже не пытался спать со мной. Он — безобидный.

— Он не безобидный. Он женат.

Я раскрыла рот.

— Извини, что?

— Ты слышала меня.

— Нет, это звучало, как будто ты сказал, что Агент Сойер женат.

— Да.

— Что?

Томас был очень раздражен. Он приблизился ближе.