– Ма-ам! – окликнула она.
Мать выглянула из кухни.
– А кто теперь живет в квартире Орловых?
– Семья майора. У них недавно родился ребенок. Юра согласился, чтобы они там пожили, когда он ушел в армию. Не знаю, говорил он тебе или нет.
«А я не спрашивала», – удивилась Ольга самой себе.
– Это их второй. Слышно, как плачет? Он у них поздний, слабенький. Не даст заснуть? Тогда перебирайся в гостиную, – предложила мать поспешно, как обычно заботятся о гостях.
Ольга почувствовала, что та связь – плоть к плоти – пропала, теперь они снова две женщины. Одна к другой приехала в гости. Это нормально.
– Понятно, – сказала Ольга и вернулась в свою комнату. Все правильно. Даже это. В Юркиной квартире малыш.
Она открыла шкаф, нашла черные вельветовые джинсы. Надела. Как хорошо, когда не меняется вес, можно и через десять лет влезть в старые штаны. Порылась и вытащила с нижней полки оранжевую футболку.
Мать уже накрыла стол в гостиной. Еще не парад, улыбнулась Ольга, но генеральная репетиция. Парад начнется, когда придет домой отец.
– Мой руки и садись, – сказала мать. Ольга кивнула и пошла в ванную.
Там привычно пахло лавандой, этот запах она любила всегда. Ольга изучила себя в большом зеркале. Что ж, пока ничего…
Простую сорокаградусную мать настаивала на хеномелисе, и водка обретала золотистый оттенок.
– Ты смотри, – удивлялась Ольга, – обычная дворняжка, а воображает себя золотым ретривером, – засмеялась она.
– Ты еще не взяла собаку? – спросила мать.
– Весной, я думаю, – ответила Ольга. – Но я хочу чистопородную.
Последнее слово – «чистопородную» – мать соотнесла с замечанием насчет своей рукотворной водки и поспешила объяснить, но уже не дочери, а гостье:
– Шампанского не предлагаю, дождемся отца.
Ольга не возражала.
– Конечно. А собаку я взяла бы давно, но, понимаешь… сперва было не до того, потом… тоже. – Она вздохнула. – Ты знаешь про Виталия. Он терпеть не мог собак. – Ольга не ожидала, что так спокойно скажет матери и о нем. Но в конце концов, мать знала почти все про ее жизнь, так почему ей делать вид, что в ней не было Виталия?
Мать сказала:
– Весной брать лучше, собачка будет здоровее. Рядом с собой всегда лучше иметь… здоровых…
Ольга услышала в этих словах предупреждение. И приняла его.
Она сидела за столом, за которым так часто напротив видела Юрку. Но сейчас не могла представить его лицо, как будто его занавесили белым листом бумаги. Она попыталась вспомнить лицо Виталия, которое тоже часто видела напротив, но бумажный лист остался чист по-прежнему.
– Ольга, я хочу тебе рассказать. – Мать вздохнула. – Теперь уже можно. Я вижу по тебе.
Ольга кивнула.
– Я попросила отца узнать, где служил Юрий.
Ольга снова кивнула.
– Недалеко от того места, где он сам был в командировке.
– Вот как?
– Его звали там… не Юрий Орлов.
Ольга не мигая смотрела на мать. Она побледнела, вспомнив, как он выкрикнул однажды: «Ты не знаешь, кто я такой!» Тогда она приняла это за оговорку.
– Он лежал в госпитале, довольно долго… Если бы отец был дома, он не пустил бы Юрия в морпехи.
– Мама, – сказала Ольга, – все вышло так, как вышло. Я, знаешь ли, научилась смотреть на жизнь по-другому. После Юры я здорово выросла. Я перестала чувствовать себя вечной девочкой.
– Это хорошо. – Мать улыбнулась. – Расскажи-ка про галстуки. – Она засмеялась. – Мне так интересно…
Новый год и Рождество Ольга провела у родителей. Она снова почувствовала, что у нее есть почва под ногами, которую нашла сама, есть тыл, всегда готовый дать ей защиту. Но теперь она ощущала себя тылом не только себе, но родителям тоже.
Андрей стоял и смотрел на водокачку. Это что – другая? Он хорошо помнит, от какой он уехал, скорее, бежал. Неужели ту сломали и построили новую?
Он засунул мобильник в карман куртки, надвинул на лоб капюшон, защищаясь от мокрого снега, который ни с того ни с сего просыпался на него.
К водокачке вела тропа, правда, не слишком набитая, не широкая, похоже, ходили по ней не толпы, а так – один-два человека в день.
Пошел по ней и он. Чем ближе подходил, тем яснее видел свежую кирпичную кладку. Дверь, заметил Андрей, тоже новая, металлическая, как будто взяли от гаража, но скруглили по верхнему краю. Андрей дернул за ручку, хотя не сомневался, что она заперта. Тот, кто совершил чудо преображения, не мог оставить ее без замка. Дернул еще раз на всякий случай. Но она осталась недвижима, даже щели между ней и косяком не заметил. Значит, на задвижке изнутри.
– Та-ак, интере-есно, – протянул он, чтобы дать хоть какой-то выход охватившим его чувствам. – А ты что думал?
Думал, что приедет с большими деньгами, восстановит ее и снова станет катать валенки.
Он размахнулся и забарабанил кулаком в дверь. Поднялся грохот, будто кто-то кувалдой рихтовал помятый бок машины.
– Иду, иду-у… – услышал он голос поверх шума.
Андрей убрал кулак от двери, но не разжал. На всякий случай сжал второй.
– Сейчас узнаем, что за хорек поселился в моей норке, – проворчал он.
Металл заскрежетал, это отъезжала задвижка, между дверью и косяком возникла щель. Круглый серый глаз уставился на Андрея. А потом он едва не упал в проем – дверь открылась слишком быстро.
Степан Павлович. Но… какой!
Андрей откинул капюшон, чтобы лучше рассмотреть строго компаньона.
– Андрей Ива-аныч! – Он впился в ручку двери и тянул на себя, все шире открывая ее.
– Да брось, Палыч, не растолстел я, войду, – хохотнул Андрей.
– Как я тебя ждал. Приеха-ал! Входи, я тут как раз убираюсь после ремонта.
Андрей переступил через порог и встал.
– Здорово, Палыч. – Он с сомнением оглядывал внутренность водокачки. Она мало изменилась, не то что снаружи.
– Ну, видал? – Степан Павлович подмигнул, Андрей с трудом узнавал его.
– Палыч, не пойму, ты что, подтяжку сделал? – огорошил вопросом своего учителя.
– Не понял. Про какие подтяжки речь? Ремень ношу, как раньше. – Он задрал край толстого серого свитера из некрашеной овечьей шерсти и показал ремень. – Новый, правда. Же-на, – с расстановкой произнес он, – купила.
– Дай-ка я разденусь, а то меня пот прошиб. – Андрей протянул Палычу сумку, тот повесил ее себе на плечо. Андрей дернул молнию вниз, распахнул куртку и сбросил ее на старый табурет. – Что с тобой случилось? Я про лицо спрашиваю. Ты что, косметическую операцию сделал? Так сильно омолодился.
– Конечно, – кивнул он, проходясь пальцами по гладко выбритой щеке. Сначала по одной, потом по другой. – Как не омолодился. – Он ухмыльнулся. – Прочитал я тут, знаешь ли, в одном журнале, как мужику омолодиться.
