— Мы с папой переехали сюда этим летом, миссис Царелли, — говорит Холли. — В этом году он преподает в Йельской Школе драмы.
— Ну, Холли, талант определенно передается по наследству. Твое выступление было необычайным. У тебя такой приятный голос! — говорит мама.
Мама хвалит Холли за ее выступление и не сказала мне ни слова о моем. Ну и что, что у Пассажира №3 всего две сольные строчки? Нет маленьких ролей, есть маленькие актеры, так ведь?
Конечно, у нее совсем не было возможности сказать хоть что-то, потому что ее застал врасплох Дирк Тейлор, который, кстати, так и держит ее за руку.
— Холли потрясающая, правда? — говорит Роберт, выходящий из мужской раздевалки. Его шея бережно закутана красным шарфом, будто он может простудиться в холле. Трейси достает свой iPhone и фотографирует его.
— Ты шутишь? — шепчу я.
Она мрачно качает головой.
— Эта штука из трехслойного кашемира.
— Роберт! — восклицает мама. — Я и понятия не имела, что ты такой талантливый! Ты был просто волшебным!
Она не врет — он и правда был потрясающим. Мне кажется, Роберт сейчас лопнет от счастья. «Спасибо, миссис Це», — говорит он с небольшим поклоном.
Я по-прежнему жду, что она скажет что–нибудь обо мне.
— Отличный спектакль, сынок, — говорит Дирк, наконец отпустив мамину ладонь, чтобы пожать руку Роберту.
Голос Роберта опускается примерно на октаву. Он изо всех сил мужественно жмет руку папе Холли и говорит: «Спасибо, Дирк», как будто уже несколько лет зовет его по имени.
— У меня бы ничего не вышло без моей исполнительницы главной роли, — добавляет он.
Роберт целует Холли в щеку. Мама наблюдает за ними чуть дольше, чем следует, а потом переводит взгляд на меня.
Маме всегда нравился Роберт, несмотря на его историю с враньем. Думаю, она, возможно, надеется, что когда-нибудь мы начнем встречаться, и это закончится совместной жизнью. Но сейчас я уверена, что она считает мой шанс упущенным. Ну, конечно, куда уж мне до дочки Дирка Тейлора?
— Милая, ты отлично поработала, — она наконец обращается ко мне, приобняв меня одной рукой и прижав к себе. — Ты смотрелась так, будто тебе по—настоящему весело.
— Любое шоу — ничто без хороших второстепенных актеров, — добавляет Дирк, кивая головой.
На долю секунды, когда его обаяние и харизма направляются на меня, я чувствую его теплоту и энергию... и что-то особенное. Но я знаю, что это актерство и отказываюсь поддаваться ему, как группка мам, стоящих вокруг нас и жаждущих принять участие в беседе. Они придвигаются все ближе и ближе, заставляя меня чувствовать клаустрофобию.
— Отличный танец, Роуз, — продолжает Дирк. — И у тебя отличный гармонический слух и замечательный сильный голос. Я тебя слышал в каждом номере.
Вот вам и унисон.
В разговор влезает Холли:
— Он имеет в виду, что ты фантастически спела.
Дирк кажется озадаченным.
— Ну, конечно, я это и имею в виду! Это потрясающе — иметь такой необычный голос. И почему ты хочешь петь как другие?
Я не хочу петь как другие, Дирк. И как только я покончу с мюзиклом, я никогда больше не буду стараться петь как все остальные.
— Мистер Тейлор? Фото, пожалуйста, — говорит репортер из «Хроник Юнион».
К нему, должно быть, как-то просочилась информация о Тейлорах. Не думаю, что «Хроники» раньше интересовались премьерами в «Юнион Хай».
— На самом деле, это вечер моей дочери, поэтому я предпочту не сниматься, — отвечает Дирк с довольно странной гордостью — он всего лишь упустил возможность сфотографироваться для газеты маленького городка.
— А как насчет вашего фото с дочерью? — спрашивает репортер.
Он не собирается терять самую большую городскую сенсацию за последние, мм, примерно двадцать лет.
— Все нормально, пап. Я не против, — тихо говорит ему Холли.
— Уверена, милая? — спрашивает он с обеспокоенным видом.
— Все отлично, — заверяет она, а в ее глазах появляется оттенок разочарования, потому что ее отец слишком занят привлечением внимания к себе.
И не он один. Роберт поворачивается к камере, как ракета с тепловым наведением, забыв, что его девушка может не захотеть, чтобы ее снимали лишь потому, что она дочь Дирка Тейлора — особенно, после того, как она блестяще сыграла главную роль в спектакле.
— Ладно, тогда давайте, — говорит Дирк.
Мы с мамой отходим назад, уступая место репортеру. Дирк обнимает Холли, случайно зажимая ее красивые волосы. Она убирает их, а я вдруг вспоминаю, как папа всегда говорил, что мне повезло — мне достались мамины волосы, а не его, как Питеру.
Папе бы понравилось, как я сыграла Пассажира №3, и не важно, что бы я чувствовала по поводу всего этого. Если бы все пошло по плану, он бы уже вернулся к этому моменту, и возможно, они с мамой говорили бы с Дирком Тейлором вместе, в стиле «добро пожаловать в наши края».
А вместо этого Дирк говорит с мамой в стиле «мне нравится твоя юбка—карандаш».
Дирк поднимает руку, когда репортер уже собирается снимать.
— Кэтлин, Роуз, пожалуйста, идите к нам. С такими приятными дамами фото получится гораздо лучше.
Парень хорош — у них с Холли одинаково шикарные манеры. Но если посмотреть повнимательнее, то поймешь, насколько он расчетлив.
После еще нескольких уговоров Дирка мама соглашается фотографироваться. Я стою в стороне, хотя Трейси пытается подтолкнуть меня вперед, шепча мне на ухо что-то про фото, которое бывает один раз в жизни. Дирк притягивает маму ближе и обнимает ее за талию, заставляя ее покраснеть снова, а его засмеяться. Роберт занимает место между Холли и Дирком, обнимая обоих. Холли улыбается своей идеальной улыбкой, но когда окружающая толпа становится теснее, и все начинают доставать из сумок телефоны, чтобы сделать снимок, эта улыбка становится фальшивой. Не такое выражение лица я привыкла видеть у Холли, которая все время кажется очень спокойной.
Дирк Тейлор — настоящий идиот. Он даже не представляет, что Холли сейчас чувствует. Слишком занят мыслями о самом себе.
Я отхожу назад и иду к раздевалке забрать свои вещи.
— Роуз чертова Царелли! Как дела, Свитер?
Я оборачиваюсь, и хоть я узнала бы этот голос где угодно, я едва распознаю в этом человеке Энджело — он очень изменился по сравнению с прошлым годом.
Энджело — лучший друг Джейми. Он называет меня Свитер, потому что во время нашей первой встречи на уроке самоподготовки в начале девятого класса я была в свитере, хоть на улице было, наверно, градусов девяносто.
