Руфь Уолкер - Мишель

Мара хотела поправить ее и сказать, что Джоко был просто маленький человечек, а не карлик… Но так ли это было теперь важно? В любом случае Джоко был бы в восторге, узнав, что его именем назвали слона.

Мишель проводила Мару в директорскую ложу, всю обитую плюшем и расположенную прямо по центру, напротив занавеса. Чувствуя на себе взгляды зрителей, Мара, несмотря на усталость, царственно выпрямилась в кресле, а когда Мишель ушла, кинула взгляд на купол. С виду — брезентовый потолок их Большой арены. На миг Маре даже показалось, что она держит в руках планки трапеции и улавливает знакомый запах опилок.

Свет погас, представление началось.

В течение двух часов под аккомпанемент звучного голоса ведущего, объявлявшего номера, она смотрела номер за номером. Это был изумительный сплав нового и старого. «Все для всех», — подумала она, снова невольно поддаваясь магии цирка…

Программа приближалась к концу. Под аплодисменты публики ушли с арены акробаты и жонглеры, укротители в своих строгих костюмах, слоны, львы и маленькие, но важные пони, остался только клоун-«простак» с приставным красным носом и подрисованной улыбкой. В завершение он уморительно шлепнулся на зад, потом вскочил на ноги, отвесил публике низкий поклон и под овации зрителей нырнул за занавес.

Загорелся верхний свет, аплодисменты понемногу стихали, мало-помалу переходя в неясный ропот, словно присутствующие все еще никак не хотели вернуться в реальность обыденной, повседневной жизни.

«И в этом, — подумала вдруг с предельной ясностью и четкостью Мара, — секрет цирка, залог того, что он никогда не умрет, потому что человеку нужно, чтобы кто-то внес волшебство и очарование в его жестокую и далекую от сказки жизнь».

Шевеление, шорох, похожий на общий глубокий вздох, — и трибуны медленно пустеют. Мара, закрыв глаза, продолжает сидеть — она ждет, когда придет Мишель и отведет ее на праздничную вечеринку. Образы и воспоминания, обрывки прошлого сами собой проходят перед ее мысленным взором. Одно видение — но этого еще не произошло — заставляет ее улыбнуться. Ребенок Мишель окажется девочкой, и счастливые родители назовут ее Розой.

«Я бы хотела, чтобы ее назвали Марой», — думает она, но мысль путается, теряется, словно ручеек в лесу.

Открыв глаза, она вдруг видит, что соседние места снова заполнены — и какие же все это знакомые лица! Вот возвышается над всеми Лобо, и его большое лицо, лицо немого, лучится улыбкой, а рядом сидит и машет ей рукой Кланки. Вот мистер Сэм и ее старый друг Джоко — оба в безупречных смокингах и цилиндрах. Доктор Макколл и Майкл тоже здесь, а еще Викки — выходит, все они тоже пришли на вечеринку?

Нет, не может такого быть! Она не помнит, в чем тут дело и почему они не могут быть здесь, но когда ее отпустит усталость, она обязательно вспомнит…

И вдруг она слышит голос: молодой, до боли знакомый голос. И, замирая от счастья, она улыбается Джейму: тот стоит у входа в ложу и смеется.

— Пора уходить, Мара, — говорит он.

Легко и грациозно, как шестьдесят лет назад, она встает с кресла и идет к нему, оставив позади свое старое, уставшее от жизни тело.

— Я готова, Джейм, — говорит она и берет его под руку.

Когда Мишель вбежала в ложу, Роза с откинутой назад головой невидящими глазами смотрела в купол. С первого взгляда Мишель стало ясно, что Розы больше нет. Мишель заплакала навзрыд, и лишь одна мысль облегчала ее горе: Роза умерла с улыбкой на лице.

Сквозь пелену слез Мишель смотрела на любимое, прекрасное даже в старости лицо, которое светилось тихим счастьем. О чем же она думала в те мгновения, когда жизнь ускользала из ее тела? Она прожила на редкость интересную жизнь — насколько трагическую, настолько и счастливую… Всего в этой жизни хватало, в том числе и секретов — включая тот, о котором она не проговорилась до самого конца. Откуда ей было знать, что уже давно Мишель догадалась: ее наперсница и подруга — не та, за кого себя выдает.

Мишель, утирая слезы, улыбнулась и поцеловала все еще теплую щеку бабушки.

— Прощай, Принцесса Мара, — тихо сказала она.

порода лошадей-тяжеловозов.

От bourbon whisky — сорт виски.