Оглядев свою спальню, он прошелся по этажам. Вот почему когда-то он выбрал именно такой проект дома. Особняк в три этажа с какими-то круглыми башенками, эркерами напоминал то ли крепость, то ли замок. Только не хватало герба. На стенах висели старинное оружие, какие-то доспехи и прочие антикварные вещи. Словно это место принадлежало какому-то средневековому рыцарю. Здесь были не комнаты, а залы с каминами. Стены были выложены из камня и кирпича, и никакая штукатурка их не прикрывала. Тяжелая старинная мебель. Какие-то причудливые люстры свисали на толстых цепях чуть ли не до самого пола, и если бы в них горели не лампы, а свечи, это его совсем не смущало бы. Наверное, его архитектор и дизайнер были тоже «с приветом» из той своей прошлой жизни.
Он вышел во двор, огромный каменный забор надежно скрывал его от той жизни. Сюда он никогда и никого не приглашал.
«А почему? — подумал он. — Мой дом — моя крепость!»
Он посмотрел на солнце и словно перенесся туда, за тысячи километров на запад. Наверное, ТАМ оно только вставало и начинало освещать те поля, развалившийся замок… Ту булыжную мостовую, старый дом напротив. Мари, наверное, уже вышла на улицу и пошла к своим лошадям — напоить их, дать им корм, помочь старому конюху. И сотни лет изо дня в день они делали одно и то же, и им не было скучно и одиноко.
Как молодая, красивая девчонка может жить там одна в такой глуши? Он поймал себя на мысли, что с момента, как улетел оттуда, думал только о ней. И сейчас, глядя на это солнце, как будто передавал ей привет. И еще какое-то чувство вины не давало ему покоя. Как он хотел сейчас оказаться там, в старом разрушенном замке, видеть ее…
Интересно — смог бы он жить в такой глуши?
Наверное, нет…
А с ней?
Наверное, да!..
Сошел с ума, кризис среднего возраста. Неужели такая мелочь могла выбить его из седла? Черт, какого седла? Что он несет! Он ездил на Хаммере! Уродливый вкус.
Как какой-то пацан. Но Хаммер ему нравился — как послушное огромное животное, и он на нем верхом, и смотришь на всех с высоты.
«Так, хватит, пора развеяться», — подумал он…
24
Он оседлал свой Хаммер и помчался в Москву. Всего пять километров — и, подъехав к кольцевой, его верный конь попал в страшную пробку. Он давно не ездил в этой стране сам за рулем. ТАМ ездил. С удовольствием брал машину напрокат и наматывал сотни километров. А ЗДЕСЬ нет. Обычно всегда возил шофер, а позади — машина прикрытия. И вот сейчас он завяз в этом жутком месиве из машин и выхлопов газа и не мог сдвинуться с места. Машины толкались лбами, не пропускали друг друга, сигналили, нервничали, словно стадо диких животных, которых кто-то загнал сюда, в эту узкую колею. Разных животных. Одни флегматично спали, стоя на месте, другие, ощерившись злобным оскалом капотов, готовы были сожрать каждого на своем пути, третьи, увешанные мигалками и антеннами спецсвязи, лезли напролом, становясь на дыбы. Всем нужно было попасть в эту воронку, которая сливала их в этот желанный город — он накормит, заправит и даст все для жизни. «И как его ребята ухитрялись за какие-то двадцать минут довозить до самого центра?» — подумал он. Еще несколько километров — и наконец увидел вывеску «Метро». Тут совершенно дикая мысль пришла ему в голову. Бросив машину у обочины, спустился вниз. Здесь он не был, наверное, больше десяти лет. Девушка-контролер, смеясь, учила его засовывать какой-то билетик в панель турникета.
— Ты откуда такой взялся?
— Оттуда, сверху.
Ему самому было смешно. Потом его прижали к дверям вагона и тащили по темным тоннелям куда-то в центр. Очень понравилось! Столько людей! Все такие разные! Он был ребенком, которого потеряли в этом огромном городе. Потом обязательно найдут, но пока можно делать все что угодно! На какой-то станции выскочил наверх, шел по подземному переходу, ел какой-то пирожок, который купил за тысячу рублей — забыл взять сдачу. Совал деньги прилично одетым нищим с какими-то табличками. Опускал их в шляпы каких-то музыкантов, певцов. Как все интересно вокруг! Как он одичал там, за своими стенами! Наконец, поднялся наверх.
Солнце било в глаза. Эта январская весна согревала своим необычным теплом старые улочки и подворотни, куда он заходил. Люди спешили по своим делам, проходили мимо, а он как будто был гостем в этом большом городе. Одни еще не сняли свои жаркие шубы, молодые девчонки уже нацепили мини и сияли открытым пупком — наперекор всему с нетерпением встречая эту раннюю весну.
Наконец, зашел в один двор. Здесь не был, наверное, лет пятнадцать. Когда-то в этом доме жила его семья. На этом углу отец всегда парковал свой жигуленок. А тут была детская площадка. Там дальше булочная, куда его мама посылала за хлебом. Теперь — какой-то салон красоты.
«А что, хлеб больше в этом районе не едят?» — подумал он. Мимо прошел старик. Он узнал в нем своего соседа. Тот его не узнавал. Да и какая теперь разница. Тогда — один за одним ушли сначала папа, потом мама. Это случилось, когда ему было всего двадцать пять, и он больше не смог оставаться здесь. Поменял квартиру на другой район и уехал. Он оглянулся на свой дом, и ему показалось, что прощается с ним и видит его в последний раз.
Дальше шел по улицам, сам не зная куда, и печальные воспоминания постепенно оставались позади, во дворе его юности.
Вот еще одно знакомое место. Ноги сами привели его сюда. Та самая деревянная скамейка. Надо же, сохранилась и сохранила воспоминания. Тогда ему было восемнадцать, а к НЕЙ подниматься было нельзя — там родители, бабушка, дедушка… И к нему было нельзя. Они сидели здесь и целовались на этой лавке. Тогда эти улицы после института и лекций стали их домом на целый год. Так же светило солнце, и никуда от этой лавки не хотелось уходить. А однажды он вошел в этот двор и увидел их. Ее и его друга. Они сидели и целовались. На этой же лавке. Нет, они не обманывали его, и она ему ничего не обещала. Просто так получилось. Он простил их. Но это было в последний раз, когда он кому-то что-то прощал. Потом даже взял в свою фирму его, теперь уже ее мужа. И этот ее муж теперь решился просить у него тот самый тендер. Нет, он опять не обманывал его и просто честно хотел выиграть. А просил лишь о том, чтобы он не использовал свои связи… Кстати, как там они? Надо как-нибудь позвонить. Он в последний раз оглянулся на эту скамейку — и сейчас там сидела какая-то парочка…
Он шел дальше. Как хорошо сейчас было на этих улочках, освещаемых таким немосковским солнцем! Солнцем на импорт. Он подумал, что в последние годы и шагу не ступал по этому городу. Из офиса в машину. Из машины в ресторан. Оттуда на прием, презентацию и так далее… Ходил лишь по беговой дорожке и в своем доме — одиноком логове. И только уезжая куда-то, чувствовал себя человеком. Он смотрел по сторонам, и радовался людям, которые шли ему навстречу, и готов был сделать все для каждого из них…
— Брат, не найдется червончика?
— Простите? — он остановился.
— Десяточку не подкинете — не хватает.
Два мужичка стояли у столика рядом с киоском и пили пиво. Он полез в карман. Достал оттуда купюру.
— У меня только пятьсот.
Мужики оживились, глаза заблестели.
— А может, строим?
Он прекрасно помнил этот жаргон, когда люди выпивали на троих. Еще когда студентом разгружал вагоны, так говорили, и с тех пор ничего не изменилось. А почему это должно меняться? Просто им нужно выпить. Пожалуй, и ему тоже. Он протянул деньги, один из них буркнул:
— Сейчас, мигом.
И через две минуты сдача аккуратно лежала перед ним, а водка наливалась в кружки с пивом. Он был уверен, что сдачу до копейки тот вернул и положил перед ним. Здесь были те правила, которые не изменятся никогда. Это там, наверху, будут воровать миллионами, а здесь этот мужик, у которого не хватало червонца, будет абсолютно честен с тем, кого видит в первый раз, но с кем сейчас выпивает.
— Получку получил, гуляешь?
