Он тащит меня сразу к высокой худой женщине с безупречной осанкой. Целует ее в щеку, она снисходительно позволяет ему это сделать.
— С днем рождения, мам, — он вручает ей гигантский букет цветов, который тут же из ее рук переходит официанту, и тот растворяется с ним в служебном помещении. Андрей тянет меня вперед, обхватив за талию. — Познакомься, мам, это Ася. А это Арина Валерьевна, моя мать.
Женщина вздергивает вверх безупречную бровь и осматривает меня абсолютно непроницаемым взглядом. Я начинаю понимать слова Андрея о ненависти. Растягиваю губы в улыбке, не зная, стоит ли протянуть руку или лучше не надо? Женщина переводит взгляд на Шилова.
— Даже так? — говорит ему.
Я не совсем понимаю значение этого вопроса и кошусь на Андрея. Он кивает. Арина Валерьевна снова смотрит на меня, еще более придирчиво, так что предыдущий взгляд кажется невинным по сравнению с этим.
После выжимает улыбку и добавляет снова Андрею: — Мы еще поговорим.
И уходит к какой-то престарелой чете. Я перевожу взгляд на Андрея, он только хмыкает:
— Ну я же тебя предупреждал.
— Странные у вас отношения, — замечаю все же. Мы идем к столику в сопровождении официанта.
— К ней просто надо привыкнуть. Она пытается казаться независимой, но на самом деле нуждается в заботе и любви.
Такие слова от Андрея слышать странно, но я вдруг думаю: он ведь ее любит. Она его мама, она его вырастила, положила свою жизнь, отказалась от карьеры. Одна, без мужа, вытянула пацана. Осознание того, что Шилову доступны человеческие чувства, накрывает, несколько выбивая из реальности.
Пока я пытаюсь как-то свыкнуться с мыслью, что он, оказывается, умеет чувствовать, а не только пользоваться, мы успеваем сесть за столик к очередной благородной чете. Других здесь, кажется, и не водится.
Вечер тянется очень медленно, я откровенно скучаю, пока наша интеллигенция бодренько надирается коньяком. Все в лучших традициях.
А через два часа дама, сидящая с нами, подруга семьи, как мне ее представили, вдруг говорит:
— Андрюша… — Меня передергивает уже от одного этого слова. — Сделай маме приятное.
Шилов смотрит на нее непонимающе, а дама кивает головой, на что-то указывая. Мы видим в углу пианино, и Шилов смеется.
— С ума сошла, тетя Мила? — говорит все-таки. — Я лет сто не играл.
— Самое время вспомнить молодость. И нас порадовать. Давай, я сейчас договорюсь.
И она тут же убегает, больше ничего не слушая. Я смотрю на Андрея в удивлении.
— Ты играешь на пианино? — спрашиваю его, Шилов снова смеется.
— Музыкальная школа от звонка до звонка, мама заставляла.
В это как раз охотно верю.
А потом тетя Мила тянет Шилова к пианино, он садится в профиль ко мне, и я смотрю на него так, словно вижу впервые. Оказывается, есть еще какая-то сторона, кроме той, что существует для меня.
Андрей шевелит плечами, расправляет их, проходится пальцами по клавишам, а потом, повернув голову, смотрит прямо на меня. Я теряюсь, но не отвожу взгляд, даже выдаю робкую улыбку.
А потом начинает играть «Реквием по мечте». И почему-то у меня сжимается сердце. В этой мелодии, и без того трагичной и тревожной, я вдруг чувствую боль, которую вкладывают в звучание пальцы Шилова. Словно он не просто нажимает ими на клавиши, а живет прямо сейчас вместе с мелодией, которую создает.
Происходящее так странно, так нереально, что хочется помотать головой и рассеять дурман. Шилов должен быть Шиловым, наглым, беспринципным, плюющим на других. Он не должен быть настоящим живым человеком, который умеет чувствовать, которого можно ранить. Я убеждаю себя в том, что это просто мелодия так на меня влияет, а иначе… иначе все слишком сложно.
Когда музыка затихает, раздаются бурные аплодисменты. Андрей встает, шутливо кланяясь, возвращается за столик.
— Превосходно, — выдает в восторге тетя Мила, и я вынуждена с ней согласиться. — А ты говоришь, все забыл.
— Ладно, сознаюсь, — смеется Андрей снова, — иногда я играю.
— Где? — удивленно спрашиваю его, потому что дома у него пианино нет. В офисе тоже. Он лукаво на меня смотрит.
— У Стаса на даче, в Репино. У него шикарная гостиная с видом на залив, сядешь, бывает, смотришь в окно и играешь.
— Андрюша, да ты романтик, — хихикает тетя Мила, которую мне, кстати, представлили как Эмилию Святославовну. Как по мне, это утверждение очень далеко от истины, но вот сейчас, слушая эти слова, я вынуждена согласиться с ними. Потому что они звучат очень гармонично на фоне всего случившегося.
Я открыла глаза, посмотрела в темный потолок. Дача Стаса в Репино. Мы один раз были там, за несколько дней до разрыва, ездили со Стасом и очередной его пассией. Если напрячься, местоположение я вспомню. Но что дальше? Взламывать замок? Там, наверняка, сигнализация, дом и впрямь шикарный. Потерев переносицу, я устало вздохнула. Нереально. Нужно просить о помощи. Кого? Влада?
Ну положим, он взломает дверь и даже сигнализацию отключит, не сам, так обученные люди. Но… Следовало признать, сегодняшнее сообщение очень подорвало мою веру. Я боялась ошибиться, хотя понимала, что, возможно, ошибка именно в том, что я сейчас молчу. Номер ведь был другой, не тот. Если вдуматься, как мой тайный “не враг” мог узнать этот номер? У него, как минимум, обширные связи.
А если предположить, что это все-таки не он? Что кто-то узнал о том, что я прячусь у Влада, и пытается нас рассорить, чтобы я перестала ему доверять… Чтобы ушла, сбежала и оказалась без защиты. Тогда меня можно будет взять, особенно даже не парясь.
Господи, как все сложно-то.
Я еще немного полежала. Ладно, положим, Андрей не дурак и мог догадаться, что я не полезу через окно на чужую дачу. Значит ли это, что он доверял Стасу? Что рассматривал вариант, при котором я обращусь к его компаньону и старому другу за помощью? Попрошу отвезти меня в Репино и найду за пианино… А что, собственно, там может быть? Я даже представить не могла. Все происходящее, казалось, должно было раскручиваться, но с каждым новым ответом появляется все больше вопросов.
Одно ясно: без Влада мне не справится. Я могу убежать, даже остаться незамеченной, выловить Стаса, найти что-то на даче. Но что дальше-то? Когда на меня ведет охоту полгорода?
И снова подумалось: ведь странно же, что меня не обнаружили до сих пор. Влад даже не особенно прятался. Сам ходил к нотариусу, ездил в банк, не один, со мной! Его интерес должны были заметить, проследить за ним не составит труда… Кто-то вполне мог соотнести девицу в черном парике со мной на фоне всех событий. Я списывала все происходящее на нашу удачу, но теперь в сердце снова закрались сомнения. А бывает ли такая удача? Или Влад просто договорился с кем-то? Например, о том, что он запудрит мне мозги, я найду документы, а потом они их счастливо разделят?
И мой доброжелатель не писал до тех пор, пока мы мы не приехали в «Шот». То есть пока не пошли по верному пути, который наметил Андрей… Наметил, перед тем, как умереть?
И снова мысли о его кончине вышли из дальних уголков головы. Но ведь я говорила с ним, я видела, как едет машина по набережной, видела взрыв. Если там был не Андрей, то кто?
И если Андрей жив, то где он сейчас? И зачем, черт возьми, в который раз задаю этот вопрос самой себе, зачем он все это затеял?
Я вышла из комнаты, когда за окном было совсем темно. Гостиная была пуста, утопала в полутьме, горел только торшер. Пройдя в кухню, я включила свет и щелкнула кнопкой чайника. Выглянула в окно: смотрела на узкий двор-колодец, думая, если бы все было не так…
