Глава 23
Воздух. Так мало его вокруг. Нечем дышать. Не о чем думать. Не на что смотреть. Хотя нет, вон то пятно у электрокамина очень милое. Немного неровное, внизу слева размазанное. Вот на него можно полюбоваться. Это куда лучше, чем снова и снова впускать в душу раздирающую боль.
Сколько времени прошло? Два дня? Неделя? Месяц? Не помню, если честно. Для меня все слилось в один день. В ничто. Аманду отвозит в садик Элис, делами в клубе занимаются парни, а я сижу на любимом диване, около которого не так давно застала кошмар из прошлого, играющий с моей принцессой.
Нет, не нужно его впускать снова. Не нужно. Однако образ статного мужчины не выходит из головы. Как бы я ни прогоняла его, все равно появляется перед глазами. И его фигура с каждым шрамом и родинкой, и его взгляд, прожигающий дыры во мне.
И слова, ставшие роковыми.
Сколько раз я прокручивала в памяти наш ужин, перетекший в ночь, наш разговор утром, его признание. А ведь я верила. До последнего верила в глубине души, что он не обидел мою семью, что он их и пальцем не тронул. Но все тщетно.
Ожидания, надежды и мечты рассыпались в тот же миг, когда были произнесены слова жестким голосом:
«Это я убил твоих родителей».
Если бы я записала признание Себастьяна на диктофон, то могла бы отнести все в полицию и рассказать о преступлении. Но это было невозможно.
– Я готова! – в гостиной появляется Аманда, одетая в милое розовое платьице и с небольшим рюкзачком с ушками. Красивая. Веселая, в отличие от меня.
– Сейчас придет мисс Ласки и отвезет вас с Крисом в детский сад.
– Почему ты грустная? – Наклонив свою темную головку, Аманда пристально смотрит на меня своими темными глазами. Прямо как ее папа на яхте.
– С чего ты взяла? – Я пытаюсь улыбнуться, но получается плохо, как мне кажется.
– Ты уже две недели здесь сидишь и смотришь туда очень грустно, – показывает она пальцем на камин. – Это потому, что папы нет?
Нет, милая, не поэтому. А потому что он все еще существует. Потому что находится где-то поблизости, подстерегая нужный момент, чтобы нанести сокрушительный удар по мне. Потому что когда-то он сделал ужасную вещь, которую невозможно простить.
– Со мной все хорошо, не волнуйся. – Я привстаю и поправляю прядь темных волос, выбившихся из хвостика. – Соскучилась по Крису?
– Нет! Он меня за хвостики дергает и с Пенни Паркинсон теперь играет! – малышка обиженно надувает губки.
– Не переживай, Крис изменит свое мнение.
– Вот если папа поговорит с Крисом, то он будет со мной обязательно играть.
Напоминание о Себастьяне лишний раз режет ножом по сердцу. Лишний раз напоминает обо всем, что нас соединяло и что развело. Нет. Только не сейчас. Не хочу о нем вспоминать, не хочу испытывать чувство вины перед братом, не хочу каждый раз прокручивать в голове последнюю встречу с единственным мужчиной, которого любила всем сердцем. Не хочу! Не хочу! Где Элис? Где ее черти носят?
– Когда вернется папа? – спрашивает малышка. – Он обещал свозить меня в Торп-парк.
– Может, скоро приедет, не знаю.
Я не могу улыбаться. Темная пелена цвета его глаз стоит передо мной, но сквозь нее я вижу на лице дочери грусть. Как всегда, когда она спрашивает о Себастьяне. Сначала все было в порядке. Себастьян привез нас тогда домой, что-то шепнул на ухо Аманде и исчез. Малышка не спрашивала целую неделю об отце. А потом начался мой личный ад.
Я старалась держать лицо, не подавать виду, что расстроена, улыбаться при дочери, но с каждым разом роль идеальной и веселой матери удавалась мне все труднее и труднее. Чувство вины съедало ежедневно, воспоминания пятилетней давности всплыли в голове и не желали отходить на второй план.
«Это ты виновата!»
— А когда скоро?
«Ты отправила сообщение Себастьяну и сказала, что все знаешь».
— Я хочу к папе!
«Это ты виновата в смерти Адама! Только ты!»
— Он никогда сюда не приедет! – выкрикиваю внезапно, чувствуя, как внутренний демон постепенно освобождается. И очень не вовремя.
– Что тут происходит?
В дверях застывает ошарашенная Элис и смотрит на нас. Точнее, на меня, нависшую над дочерью как скала. Аманда стоит прямо передо мной с перепуганными карими глазами, сжимая маленькими ручонками свой рюкзак. Нижняя губа трясется, большие омуты часто-часто моргают, выпуская наружу капельки слез.
– Ты плохая!
Плача, малышка убегает на улицу. В проеме двери вижу, как она самостоятельно садится в машину подруги рядом с Крисом.
Что я наделала?
– Элли, ты чего? – Элис подходит ближе ко мне, хватает за плечи и смотрит своим проникновенным наставническим взглядом. Как миссис Робинсон, преподавательница по английской литературе.
– Я… я…
Не могу ничего сказать в свое оправдание. То, что произошло сейчас, не должно было случиться. Аманда не должна была спрашивать об отце, а я не смела кричать на нее из-за собственного горя.
Я не должна была повышать голос на дочь, но повысила!
Этим поступком я тут же вычеркнула несколько обещаний, данных самой себе еще до рождения Аманды. Что же я наделала…
Дура!
Перед глазами все расплывается. Внезапно к лицу подносят что-то теплое, но темное. Плечо подруги, поднимающей меня с места и впитывающей в себя мое горе. Хорошо, что Аманда не видит меня такой. Хотя… лучше так, чем то, что случилось на деле.
– Я позвоню Эндрю, он обещал заехать сегодня. – Элис быстро пишет что-то в телефоне.
– Не стоит… я…
– Я не спрашиваю, Элизабет, – серьезно чеканит подруга. – Ты никогда раньше не кричала на Аманду, значит, тебе нужна помощь.
Возможно, она права, но я пока что этого не осознаю. Не осознаю вплоть до того момента, когда Элис покидает дом и отвозит детей в садик, а через пять
