мужчины. Все ее возражения и претензии вдруг растаяли, будто их и не было. И осталось только привыкнуть к тому, что этот горячо и нежно любимый мужчина в ее объятьях — муж. А она — его жена.
— Ромка… — Марфа повозила щекой по мужской груди, скользкой от масла. Оно, наверное, везде! — Рома, тебе всего двадцать пять…
— Уже двадцать шесть!
— Хорошо, двадцать шесть. Скажи мне, разве молодые мужчины в двадцать шесть лет стремятся обзавестись семьей? По-моему, это как-то… противоестественно.
— Противоестественно, — хмыкнул Роман. — Ну для инфантильных самовлюбленных малолеток это, конечно, нонсенс. А для взрослых самостоятельных мужчин это вполне естественное желание — связать себя узами брака с любимой женщиной.
— Ох, Рома…
— Я что-то не пойму — ты что, раньше со зрелыми мужчинами дела не имела, а только с малолетками?
— Получается, нет, — Марфа потянулась и поцеловала любимые губы. — Ты первый взрослый и зрелый.
— И единственный.
— Так точно.
— Господи, как я люблю, когда ты послушная! — теперь Рома ее поцеловал, крепко, смачно. — Слушай, а там еще осталось это масло?
— Зачем тебе?
— Я требую реванша.
— Сначала скажи, как положено.
— Я тебя люблю, жена моя Марфа Ракитянская.
Она довольно вздохнула.
— Где-то там, на тумбочке.
Чуть позже выяснилось, что с фантазией у Романа дело обстоит прекрасно, и к теме боди-массажа он подошел так основательно, что Марфа снова кричала. А потом тихо-тихо шептала ему о своей любви. А Рома в ответ обнимал ее и ворчал, что боится сжать руки крепче — слишком уж они оба скользкие от масла.
Глава 11. Выходов нет, есть только переходы
— Ромка, тебе не кажется, что нам пора выходить из подполья?
— Что ты имеешь в виду? — мужские пальцы лениво перебирают женские волосы.
— Ром, мы с тобой уже почти месяц женаты! У меня даже паспорт уже новый. А мы никому не сказали. Никто не знает, что мы с тобой муж и жена.
— А у нас с тобой тайный брак.
— Ну раз брак тайный, то и муж ты не настоящий. Лже-муж.
— Ничего подобного.
— Рома, ты зажал мне свадьбу! Где мое белое платье, белая фата? Что мы будем показывать нашим детям?
— Детям вполне достаточно свидетельства о браке.
— Ты неисправим! Вместе со своей страстью к документам с синей печатью!
— С фиолетовой.
— Рома!
— Ты права, — он вздохнул и обнял ее крепче. — Знаешь, просто мне так хорошо… Когда есть только ты и я. Мы с тобой. И это только наше. Но ты права, прятаться бесконечно нельзя. Тем более, я подозреваю, что батя-два в курсе.
— Ты ему сказал?! — Марфа приподняла голову с его плеча.
— Я — нет. Но, Мрысь, неужели ты думаешь, что никто из сотрудников «госТИНцев» — тот же бухгалтер, например, она ведь в курсе — не сообщили Тихону Аристарховичу, что у его дочери теперь другая фамилия?
— Ты прав… — задумчиво произнесла Марфа. — Об этом я как-то не подумала.
— Тихон Аристархович в курсе. И молчит. И это, честно говоря, меня слегка напрягает.
— Значит, надо сознаваться! Как это у вас говорят — чистосердечное признание смягчает наказание.
— Это называется «досудебное соглашение о сотрудничестве». И не факт, что это нам поможет. Но где наша не пропадала, да, Марфа Ракитянская?
— Так точно, Роман Ростиславович.
— Как же я люблю, когда ты послушная.
***
— Нас ждет расширенная судебная коллегия.
— Что ты имеешь в виду? — Марфа щелкнула ремнем безопасности.
— Мать написала, что они с отцом едут к Тихим.
— Ну и прекрасно! Два раза отчитываться не придется.
— Мне бы твой оптимизм.
***
— Неужели? Вот это сюрприз. Смотри, Варя, они таки соизволили поставить нас в известность.
Родители встречали их у входа. Вся поза отца, сложенные на груди руки, его тон, поворот головы — слегка вниз и вперед — все заставило Марфу похолодеть. И понять, что папа прав. Папа вообще всегда прав. И Рома прав — отец в курсе. Папа столько для нее сделал. А она… она не сказала ему о таком важном. Чистой воды эгоизм.
Марфа почувствовала, как Рома крепче сжал ее задрожавшие пальцы. Увидела, как мать положила отцу на плечо руку. Так, надо что-то делать, и быстро.
Она знает — что.
— Папа, давай наверх поднимемся. Мне надо с тобой пошушукаться.
— Ну давай, — после паузы хмыкнул отец.
Ее пальцы выскользнули из сжавшейся напоследок Ромкиной руки.
— Ромочка, я показывала тебе последний подарок от нашей дорогой Софии? — в Рому тут же споро вцепилась мама.
— Нет, — вздохнул Рома. — Не показывали.
— Ну так пойдем скорее!
***
Отец устроился в кресле-качалке, которое под ним жалобно скрипнуло. А потом заскрипело мерно и даже мелодично, когда отец стал раскачиваться. И какое-то время никаких звуков, кроме скрипа кресла-качалки, в комнате слышно не было.
Марфа подошла и встала сзади кресла. Некоторое время смотрела на шитую пионами подушку под отцовой шеей. Сколько всего на этой шее, кроме упрямой, тронутой сединой головы. И не сгибается.
— Юпитер, ты сердишься — значит, ты не прав.
Отец фыркнул.
— Тебе ответить тоже какой-нибудь заумной латынью? Про Юпитера и быка?
Марфа положила руки на спинку кресла. Оно замерло, а она наклонилась к уху отца.
— Папа, мне надо сказать кое-что тебе. То, что пока никто не знает.
— Марфа, о том, что ты уже не Тихая, а Ракитянская, знают все!
— А я не про это.
И она медленно вытянула перед собой руку, демонстрируя отцу кое-что. Это кое-что и в самом деле никто еще не видел, кроме Марфы. Даже Рома.
Отец долго смотрел на положительный тест на беременность. Потом вздохнул.
— Ну вот. Вот и дожил. Я, здоровый, крепкий и не старый еще мужик — дед.
— Папа…
— Ну-ка, отойди в сторону, я встану.
Снова скрипнуло кресло. А потом Марфа очутилась в крепких и надежных отцовых объятьях.
— Спасибо, хомячок.
***
Мама только взглянула на довольное лицо отца — и сразу все поняла. Марфе вообще казалось, что у родителей давно установлена телепатическая связь, и словами они говорят только при посторонних.
Мама всхлипнула — и бросилась обнимать Марфу. А когда Марфа все же разомкнула руки, то увидела, как отец вручает Роме тест на беременность.
— Держи. Твое.
Рома несколько секунд внимательно смотрел на тест, а потом бережно убрал его в нагрудный карман.
— Ну вот и хорошо. Не нарушил семейной традиции.
Отец усмехнулся.
— Ракитянские женятся только по залету.
— Точно. Плюс-минус несколько дней роли не играют.
Отец хотел что-то возразить, но бросил взгляд в окно.
— А вот и сваты приехали.
Пока отец с мамой открывали