ни в чем не бывало, продолжает дальше. Язык у нее без костей. То, что доктор прописал, если надо отвлечься. К тому же я уже хорошо разбираюсь в перипетиях того, о чем она нам рассказывает.
– Ну, все, болтушка. Давай спать. Не то завтра не встанешь.
Провожаем Вику до ее комнаты, плотно прикрываем двери своей. Нет, я все еще на него обижена. А еще мне очень страшно. Потому что Ставрос ведь как баран упертый. Если он что-то решил, его с места не сдвинешь. Но когда он заходит вслед за мной в душ, я его не гоню. В этот момент он мне нужен, может, даже больше, чем я ему. Хочу его до тянущей боли внизу живота. Распластываю ладони по стенке, выгибаюсь. Обжигающе горячая головка касается ануса. Пока мы далеко не заходим, но я почти уверена, что и это случится. Встаю на носочки, вода барабанит по спине. Ставрос нежно, никуда не торопясь, шагает пальцами по моим ребрам, собирает волосы и с силой тянет. И чудится мне, что за его руками тянется все женское во мне. Я выстанываю что-то тихо и жалобно. Он поглаживает мои скользкие складки и медленно входит. На контрасте с этим следующий резкий беспощадный толчок подкидывает. Он кусает мое плечо. Я широко мажу языком по его скуле. Освобождение в этот раз яростное и короткое. После него не остается никаких сил. Особенно на разговоры.
Утро приходит внезапно. И опять, потому что проспали, не удается поговорить. Ставрос едет на встречу, я закидываю Вику в школу. Пересекаемся ближе к обеду.
– Ты что-то хотела?
– А я к мужу теперь не могу зайти просто так?
– Да нет же. Я не об этом.
– Ладно. На самом деле я хотела спросить про отца. Столько времени прошло. Неужели мы так ничего о нем и не узнали?
За эти два дня я много думала. Вспомнила и об этом.
– Узнали.
– Вот как? А мне ничего не сказал, потому что… – скольжу по лицу Николоу ищущим взглядом. – Он не захотел иметь со мной никаких дел?
Ставрос виновато пожимает плечами. Хотя он-то как раз ни в чем и не виноват.
– Скажем так – он проигнорировал. Ты расстроилась? – касается моего лица пальцами.
– Да нет. Я была к чему-то такому готова.
Целую его ласкающую руку. Жаль, конечно, что никто не придет нам на помощь, но я действительно отдавала себе отчет, насколько это призрачный шанс. Тянусь к мужу за поцелуем, который сотрет собравшуюся во рту горечь, когда дверь открывается, и кто-то громко командует:
– Всем стоять!
Нина
– Зайка, на выход!
– В смысле – на выход? Совсем? – хлопаю глазами. «Подружки» по камере пялятся на нас, не скрывая злобы.
– А ты, что, хочешь остаться? – глумится надо мной то ли охранник, то ли конвоир. За три дня, что я провела за решеткой, мне так и не удалось освоить тюремный жаргон. Хотя я поначалу пыталась, чтобы не выглядеть здесь совсем уж белой вороной, страх не дал. На допросах еще как-то собираюсь с мыслями, а когда меня оставляют в покое, лежу, тупо пялясь в потолок. Внутри все занемело, тут уж не до познания чего-то нового. И лишь одно успокаивает – очень похоже, что у них на меня ничего нет. Слишком расплывчато дознаватели формулировали вопросы. Как будто надеялись, что я сама подкину им повод, запутавшись в показаниях.
– Барахло свое будешь забирать?
Азаров принес мне передачку – чай, какое-то печенье, что-то еще, я даже смотреть не стала. Лежит нетронутое. Вообще не помню, ела ли я хоть что-нибудь за эти три дня.
– Нет. Угощайтесь.
Выходим. Идем по длинному коридору. Вокруг снуют какие-то люди. Заводят в кабинет оформить бумажки, а там Азаров.
– Привет.
– Привет, Никит. – От облегчения дрожат ноги. – Я свободна?
Азаров кивает. И прикладывает палец к губам, мол, об остальном потом поговорим.
Ладно. Послушно жду, когда он, как мой адвокат, покончит с формальностями. Лишние уши нам действительно не нужны, а я на эмоциях могу ляпнуть глупость. Наконец, дело сделано. Идем к выходу. В камере было сыро и холодно, а на улице такая жара, что косточки плавятся. Подставляю лицо солнечным лучам. Всего три дня. А кажется, будто я солнца сто лет не видела. Ума не приложу, как люди существуют в темницах. Наверное, привыкают.
– А Ставрос?
– А со Ставросом все сложней. Пойдем.
– Что значит – сложней?! Никита! – семеню за ним. Под спортивным костюмом по спине льется пот. В камере в костюме было хорошо. На воле – невыносимо жарко.
– Пристегнись.
– Я тебя спросила про Ставроса!
– А я не знаю, что тебе ответить! Мы пока торгуемся, – психует.
– И?
– Сядет он по-любому. Слишком крепко взялись. – Достает зубами сигарету из пачки. Нервничает.
– Что ему хоть инкриминируют?
– Дело возбуждено о хищении средств по древним госзаказам.
– Это же чепуха!
– Конечно, чепуха. Но когда у тебя все схвачено, сфабриковать можно что угодно. А Николоу им еще и подыгрывает.
– Как подыгрывает? Зачем?
– Чтобы тебя вывести из-под удара. Ты же не думаешь, что все так просто, правда?
– Он пошел с ними на сделку?! Поверить не могу! А меня он спросил, нужны ли мне такие жертвы?
– Это его выбор. Следствие по таким делам может идти годами. Ты готова провести эти годы в СИЗО? Кому от этого будет лучше?
– А кому будет лучше, если мой муж сядет?! Он ни в чем не виноват!
– Это знаем ты и я. Как думаешь, где нам лучше быть, чтобы помочь ему? Правильный ответ – на воле.
Обхватываю руками голову. Ладно. Это не конец света. Все живы. Разрулим. Мне бы только знать, как.
– Я хочу с ним встретиться. Это же можно организовать?
– Нет.
– Свидание или… В каком смысле – нет?
– Он не хочет никого видеть. Вот. У меня для тебя письмо. Сразу прочитаешь?
Нервно провожу пальцами по тонкому белому конверту. Лучше, конечно, дома, когда останусь одна. Но вдруг там что-то такое, что мне не помешает обсудить с адвокатом? Открываю. Достаю бумажку и случайно режу палец. Машинально сунув тот в рот, вглядываюсь в знакомый почерк. В нашем оцифрованном мире
