глядя в его глаза, я жду реакции.
- Ирма, - отводит взгляд, тяжело сглатывает, - давай не будем ворошить прошлое…
- Не веришь?
Молчит. Вижу, что не верит.
- Мне плохо без тебя, - шепчу с надрывом.
- Хватит, Ирма.
Закусив дрожащую нижнюю губу, выглядываю из-за его плеча, чтобы увидеть ту, что забрала моего мужчину.
- Туда даже не смотри, - предупреждает Алекс, заметив мой взгляд, - Лену это вообще не касается.
Вгрызаюсь зубами в нижнюю губу. Помогает плохо, потому что по щеке уже стекает первая слеза.
- Забавно, - пытаюсь улыбнуться, - в прошлую нашу встречу ты просил не обижать Катю. Теперь бросаешься на защиту Лены. Будто я монстр…
- Никакой ты не монстр, Ирма, просто…
- Спасибо, Алекс, - не даю договорить, опасаясь, что его слова добьют меня окончательно, - правда… надеюсь, что твой друг поможет нам разобраться.
Пытаясь скрыть мокрое лицо, принимаюсь застегивать пальто, сую руки в карманы, достаю зачем-то телефон.
- Прости.
- Отдельное спасибо за то, что спас меня тогда, - издаю смешок, - я этого не заслужила.
- Ирма…
- Прощай, Алекс. Будь счастлив.
Разворачиваюсь и, уже не пытаясь сдержать слезы, быстро шагаю к машине, из которой уже выходит крестный.
- Поговорили? – спрашивает с вызовом.
- Да!
- Этого хотела?
- Да! Поехали отсюда!
- Дурень, - ворчит Митрич, оборачиваясь на Грозового.
Открывает дверь и помогает мне усесться на заднее сидение. Делает на прощание взмах рукой и садится рядом.
- Что он тебе сказал?
- Ничего нового, - всхлипываю я.
Не удержавшись, смотрю на Алекса последний раз и вижу, как на его шее уже висит его девушка. Целует в губы, а он смотрит мне в глаза.
Я тоже ничего не могу с собой поделать, пожираю взглядом его силуэт, пока он не скрывается за поворотом. А потом до самого аэропорта, спрятав лицо в ладонях, тихо плачу.
Глава 37.
Как и обещал Алекс, уже через несколько дней в наше агентство под видом рядового сотрудника устраивается его друг и сослуживец Андрей. С виду ничем не примечательный молодой мужчина лет 30-35. С практически белыми бровями и ресницами, но очень цепким взглядом светло-голубых глаз.
О том, кто он, знают только трое – дядя, крестный и я. Стараясь не вызывать подозрений, дядя тут же дал указание Леве ввести его в охрану нашего дома.
Уже через неделю он ненавязчиво вошел в контакт со всеми его обитателями. Сразу понравился Люсе и двум нашим горничным, сдружился с охранниками и даже приобнимал при встрече грозного Льва.
Я тоже оказалась очарованной им. Дело даже не в его коммуникабельности и дружелюбии. То, что он является другом Алекса, для меня основополагающий фактор в его характеристике.
Во время первой же приватной беседы мне было дано четкое указание докладывать обо всем подозрительном. Будь то телефонный звонок, подслушанный случайно разговор, странное поведение персонала или же просто чей-то косой взгляд.
Из меня, к сожалению, помощника не выходит. То ли я слепая, то глупа до примитивности, но ничего подозрительного в поведении окружающих не замечаю.
И потом, у меня в голове не укладывается, что в нашем доме находится человек, готовый предать нас. Но факты говорят об обратном – пока мы с Митричем ездили к Алексу, с карьера до пункта назначения не доехал еще один грузовик с нефритом. Двое погибли, остальные из сопровождения ранены, но и они толком ничего не могут рассказать. Нападение произошло на безлюдном участке трассы поздним вечером.
Преступники, как и киллер, что должен был убить меня, были в черных масках.
Сам Шумов никак себя не выдает. Кочетов держит нейтралитет. Дядя бесится от бессилия.
- Ирма Сергеевна, - раздается деликатный стук в дверь, и на мое «можно» в комнату входит Люся.
- Что случилось?
- Вы бы к бабушке сходили, - заламывая руки, проговаривает женщина, - не нравится она мне.
- Не нравится? В смысле?.. Она плохо себя чувствует?..
- Да не знаю я! Ерунду какую-то говорит…
Я примерно понимаю, о чем идет речь. В последнее время бабка действительно ведет себя странно. Уходит в себя, подолгу молчит, а потом начинает давать указания, как лучше ее похоронить. Дядя однажды не сдержался. Накричал на нее, назвав старой вороной, которая каркает нам беды.
Но в глубине души все мы боимся, что она предчувствует собственную смерть.
Оторвавшись от изучения отчета моего зама, я иду вниз, в покои бабки.
- Привет, как жизнь? – чересчур оптимистично спрашиваю ее, - погулять хочешь?
- Садись, - рявкает она, не поднимая на меня взгляда.
Сидя в кресле-качалке, обеими руками роется в стоящем на ее коленях серебряном сундучке.
Я сажусь напротив нее и внимательно слежу за ее действиями.
- А что ты делаешь?
Бабушка молчит. Выудив из сундука какую-то брошь, отодвигает ее на вытянутой руке и, сощурив глаза, долго рассматривает.
- Хорошая вещица, - выдает, наконец, - себе оставь.
Бросает ее на стол и продолжает копаться в драгоценностях дальше. Я беру украшение двумя пальцами и поворачиваю его на свет.
Красивая. Выполнена в форме ордена и представляет собой восьмиконечную звезду, четыре конца которой украшены овальной формы гранатами, а другие четыре – алмазами чуть меньшего размера. В центре огромный рубин в окружении около тридцати бриллиантов.
- Эту продай нахрен! – отвлекает от любования прокуренный голос, а в следующее мгновение на стол передо мной падает брошь в виде павлина с хвостом из множества разноцветных камней.
- Безвкусица…
- Ее твой дед – потаскун после очередной измены притащил.
- Оу…
- Да здесь половина таких, - вынимает серебряный браслет с топазами, - вот…
Ловлю его на лету.
- Вот… вот… - следом на стол приземляются кольца, ожерелья, браслеты, - вот…
Я не успеваю собирать их в кучу.
- Все это продай.
- Зачем? Пусть на память останутся.
Бабушка, отвлекшись от своего занятия, бросает на меня недобрый взгляд.
- Помнить о других вещах надо, а не о том, как твой мужик по бл@дям бегал.
Мне нечего на это сказать. Это ее украшения, ее мужик и ее память. Ей решать.
- А это, - протягивает мне потертое от старости золотое витое кольцо, - это себе оставь, это бабки моей по отцу.
Я забираю украшение, вдеваю в него палец. Велико.
- Вот! Нашла! – неожиданно восклицает она, вынимает
