может получить всё, что захочется.
— Наверное, ты прав, — вздохнула Олеся. — Просто вся эта ситуация, каким-то абсурдом отдаёт. А больше всего мне его, — кивнула на малыша, — жалко. Вы взрослые люди, сами способны за себя постоять, если что. А вот он… Он страдает. По-настоящему. Единственный из вас четверых. И так не должно быть.
— Да кто ж спорит, Лесь? — присел я рядом с ней. — Да только… она беременна от него. Он её теперь уж точно не отпустит. Хоть стреляйся.
— Вот и вот, Тём. Как бы твоя медовая на эмоциях и гормональных сбоях действительно чего такого не учудила.
Уставился на подругу с недоверием.
Лина? И самоубийство?
С другой стороны, мы ведь не знаем, что Егоров с ней творил все эти годы… как ломал… даже самые стойкие порой теряют веру и желание жить.
— Лучше бы ты молчала, Лесь...
Дни потянулись тоскливой веретеницей.
Один, два, пять, неделя…
Единственный, кто скрашивал мой досуг — Антошка. И то лишь по вечерам, когда возвращался из садика и с лечебных процедур. До этого я полдня сидела в детской на полу или стояла возле окна, как сегодня, и смотрела на заснеженный сад, вспоминая, как весело мы проводили время с сыном. Нет, я не жалела, что отдала его Артёму, но менее больно не становилось. Словно мне сердце выдрали тем вечером.
Каждое утро я просыпалась со страхом токсикоза, как верного признака того, что всё же забеременела. Но на моё счастье, ничего такого не произошло, да и месячные пришли. Можно было вздохнуть свободно. А вот о дальнейшем лучше не думать...
От мыслей отвлекло появление работницы этого дома. Завидев меня здесь, она недовольно поджала и без того свои тонкие губы.
— Сейчас будут подавать ужин. Ваш брат тоже только что вернулся домой, — известила она меня, на что я согласно кивнула.
Домой…
Нет у нас с ним дома. И уже давно. А тот, который есть — лишь номинальное название, не больше.
Конечно же, свои мысли оставила при себе. Как и всегда.
— Спасибо. Я сейчас буду, — поблагодарила я её, оставшись пребывать на месте.
За окном начал падать снег, который в свете единственного фонаря воспринимался настоящим волшебством.
— Станислав Николаевич тоже уже вернулся, — раздалось неожиданно рядом, отчего я вздрогнула, с опаской покосившись на остановившуюся сбоку женщину.
— Хорошо, — снова кивнула и развернулась в сторону выхода, собираясь уйти, но тихий голос работницы Егоровых вынудил задержаться.
— Я знаю, что Стас далёк от идеального, но он не так плох, как вы его воспринимаете, — сделала неожиданное заявление.
Я уставилась на женщину с недоумением. Обычно она говорила кратко и только по делу, а чтобы просто пообщаться с кем-то? Никогда! Поначалу я этому удивлялась, а потом привыкла и перестала даже замечать её.
— Ваша проблема в том, что вы изначально воспринимали все его действия в штыки. Ни единой возможности ему не оставили проявить себя как-то иначе, — продолжила делиться своим мнением Елена Анатольевна.
— То есть это я виновата? — уточнила я со скептическим смешком.
— Отчасти, — согласилась со мной женщина.
Я даже дар речи потеряла от подобного заявления.
— Знаете, Стас ведь с рождения не нужен был своим родителям. Они видели в нём лишь средство преумножения капитала в будущем. Не больше. Мать вовсе гуляла направо и налево, не стесняясь ребёнка и мужа. Поэтому воспитанием мальчика занимался дед. Муштровал его так, чтобы тот вырос достойным молодым человеком. Я помогала. И всё было хорошо, пока Стас не встретил вас.
В очередной раз уловила обвинение в её словах по отношению ко мне.
Едва не нагрубила в ответ.
Конечно, кто ж ещё-то может быть виноват? Только я!
— Стас никому о вас не говорил, но однажды я увидела у него на компьютере ваши фотографии. Пришла сообщить о приезде Бориса Станиславовича и заметила ваш портрет. Он тут же закрыл программу, а я стала присматриваться к мальчику. И чем больше наблюдала, тем больше понимала, что тот по-настоящему влюбился. Впервые в жизни. Но вы оказались влюблены в другого. А где-то через пару месяцев Стас пришёл к отцу и попросил у него помощи в лечении вашего брата. У того много связей и знакомых, в том числе и врачей. Отец ему отказал. А потом Борис Станиславович предложил им выход из ситуации. Пусть мальчишка женится на девочке, раз всё равно любит, тогда будут ему и хирург, и деньги на реабилитацию ребёнка, но он, наконец, вольётся в их семейный бизнес, расставшись со своим собственным. Стас согласился, не раздумывая.
И вот теперь до меня дошло, к чему был весь этот рассказ.
Надо же, какая жертва!
— Это не повод… — начала было я, но оказалась перебита.
— Не повод. И даже не оправдание, — согласилась со мной женщина. — Но если копнуть глубже…
— Только я не хочу копать, — перебила я её, собираясь уйти, наконец, как и должна была поступить с самого начала, а не слушать хвалебные оды своему ненавистному супругу.
— Вот в этом ваша проблема, Галина. Вы так упёрлись в свою ненависть. А ведь, по сути, к тому, что сейчас происходит между вами, именно вы привели ваши отношения, — упрекнула она меня.
— Я? — обернулась обратно.
— Вы! — обвиняюще подтвердила Елена Анатольевна. — Стас едва ли не из кожи лез, чтобы вам угодить. Даже готов был принять чужого ему ребёнка. Он же всю беременность с вас пылинки сдувал. Но вы ничего этого не замечали. Всё вам было не так. Постоянно. Мальчик с ума сходил, а вы всё больше и больше его отталкивали. Постоянно кричали, как ненавидите, или же вовсе замыкались в себе. Он не был нужен своим родителям, но и вида не показывал, что его это как-то задевает. И он оказался не нужен вам. А ведь он просто очень хотел помочь вам, когда узнал о вашей беде с братом. Но знаете, мальчик прав. Он вам всего лишь предложил эту сделку, но согласились на неё вы сами. И не на нём надо было срывать свою злость. Стас не виноват, что ваш Артём позволил этому случиться, что вы выбрали именно этот путь. Так почему вы вините во всём одного Стаса? — посмотрела на меня долгим взглядом.
