Спустившись вниз, Кэйро негромко постучала в дверь Тиббетсов. Изнутри послышались шаги, ручка повернулась, дверь открылась. Дилан спал, обняв Берта за плечо, от длинных густых ресниц на щеку малыша падала тень.
– Спасибо вам большое, – прошептала Кэйро. – Пожалуйста, включите эту услугу в счет.
– Ни в коем случае! – отозвался Берт, пока Кэйро бережно брала мальчика на руки. Он положил головку ей на плечо, удобно устроившись в выемке шеи. – Кстати, здесь вас ждет друг.
Дункан шагнул к двери, и пол под ногами Кэйро покачнулся. Лицо Дункана было ожесточенным от гнева и багровым от ярости.
– Привет, Кэйро. – От любви, звучавшей в его голосе какой-нибудь час назад, не осталось и следа. Теперь ей незачем беспокоиться о том, как он воспримет известие о Дилане.
– Привет. – Ответить спокойно ей не удалось. Но ссориться в присутствии посторонних не хотелось. – Я не ждала тебя сегодня.
– Ты забыла рюкзак в машине. И я решил вернуть его.
Она потянулась за рюкзаком, но Дункан не отдал его.
– Я донесу его сам. У тебя заняты руки… сыном.
Мистер Тиббетс вопросительно взглянул на Кэйро, очевидно, обеспокоенный тоном Дункана:
– Все в порядке?
– Конечно. – Кэйро принужденно улыбнулась. – Еще раз спасибо, что посидели с Диланом.
– Пожалуйста. – Дункан вышел в вестибюль, и Берт начал прикрывать дверь. – Мы на месте, если что – зовите.
– Непременно. Спасибо.
– Спокойной ночи.
Дверь наконец закрылась, и Кэйро осталась одна, изнемогая под тяжестью вины.
Подъем вверх по лестнице показался ей бесконечным, позади слышались тяжелые шаги Дункана. Он узнал правду, понял, что перед ним его сын, и разозлился. Кэйро не могла винить его.
Господи, почему она до сих пор молчала?
Дункан сам открыл дверь ее номера и вошел следом. Кэйро услышала, как он запер дверь на замок, и понесла Дилана в их общую спальню, где бережно положила на широкую кровать.
Она боялась отвести взгляд от сына, боялась увидеть ненависть в глазах Дункана, которые еще недавно светились любовью. Начиная расстегивать рубашку Дилана, она вдруг заметила, что Дункан расстегнул пояс брюк мальчика, потом молнию и осторожно стащил с маленьких ног джинсы. Казалось, все это он проделывает уже не в первый раз. Но такого просто не могло быть – она не давала ему такой возможности.
Одев Дилана в пижаму, Кэйро отступила, позволив Дункану самому укрыть малыша. Он осторожно укрыл Дилана одеялом, отвел со лба выбившуюся прядь младенчески-мягких черных волос. Рядом с личиком Дилана рука Дункана казалась огромной, сильной и надежной.
Выпрямившись, он долго смотрел на Дункана с теплой, нежной улыбкой. Но когда он обернулся, Кэйро вздрогнула.
На его лице отчетливо читалось презрение.
Он вышел из комнаты, а Кэйро осталась, надеясь хоть немного приглушить стремительное тревожное биение сердца. Она присела на край кровати, глядя на спящего сына. Его волосы стали влажными над ушами, щеки порозовели, он выглядел таким милым и невинным. Кэйро желала ему только добра, но невольно причинила вред, лишив отца.
Поправив одеяло на груди сына, она поцеловала его в лоб, шепнула: «Я люблю тебя» – и вышла в другую комнату, навстречу единственному мужчине в ее жизни.
Дункан сидел на диване, широко расставив колени и положив локти на спинку. В руке он держал рисунок Дилана.
– Что это? – спросил он.
Кэйро мельком взглянула на рисунок:
– Дилану нравится рисовать отца. Таких рисунков у него множество.
Дункан внимательно разглядывал красочную картинку.
– Он в джунглях, рубит высокие папоротники?
– Потому что заблудился.
– Значит, вот как считает Дилан? Думает, что его отец заблудился где-то в джунглях?
Кэйро кивнула:
– Я должна была что-то объяснить ему.
– Ты всегда лжешь родному сыну?
– Конечно, нет.
– А мне? Что бы ты солгала мне, если бы я случайно увидел Дилана? Наплела бы с три короба о сумасшедшем романе с каким-нибудь героем джунглей?
– Нет. – Кэйро пыталась подыскать верные слова, но безуспешно.
– Хотя бы сейчас скажи мне правду, Кэйро: он ведь мой сын?
– Да!
Несколько минут Дункан сидел неподвижно, глядя на Кэйро в упор и вызывая у нее желание повернуть время вспять и исправить ошибку.
Наконец Дункан тяжело вздохнул, с трудом сдерживая эмоции. Лучше бы Кэйро обо всем сказала ему в пещере, где он мог бы вылить досаду и ярость, кричать и потрясать кулаками, сколько вздумается.
Он потер ноющий висок.
– И когда же ты собиралась сообщить мне, что мы сотворили маленькое чудо?
– Завтра вечером.
Дункан усмехнулся:
– Завтра? А почему не сегодня? Почему не вчера вечером? Почему, черт возьми, ты молчала целых четыре года?
– Я пыталась объяснить…
– Когда?
– Помнишь, в первый вечер я спросила, хочешь ли ты иметь семью. Но ты не так понял меня. Ты решил, что от тебя требуется донорская сперма!
– Если бы ты хотела объясниться, ты заставила бы меня выслушать! Но ты этого не желала. Ты просто дала мне выговориться – это было проще, чем сказать правду.
– Не вини меня за это.
– С какой стати? – Он цедил слова сквозь угрожающе стиснутые зубы, всем существом излучая гнев.
Кэйро поняла, что никакими словами его не успокоить, но все-таки заговорила:
– Если бы ты не бросил меня, если бы не пренебрег обязанностями мужа, я не стала бы ничего скрывать от тебя! Но ты ринулся на поиски очередных приключений!
– Я же обещал вернуться, и вернулся бы, если бы не проклятая тюрьма!
– Так у меня появилась еще одна причина не доверять тебе.
– Ты ни разу не дала мне шанса объясниться. Вместо этого ты наняла дорогого адвоката, чтобы добиться развода – без моего разрешения. – Он саркастически усмехнулся. – Черт побери, Кэйро, с каких это пор беременным женщинам дают развод?
– Я узнала о беременности только после того, как брак расторгли. А что касается самого развода, у меня были серьезные причины.
– Да, я обо всем прочел в документах. Как там было сказано? Я женился на тебе с корыстными целями, охотясь за твоими деньгами. Но у тебя не было денег, и твои родители не собирались давать нам ни гроша.
– Это был легкий способ покончить с неудачным браком. В содержание бумаг я не вникала.
– Как я вижу, в последние пять лет ты вообще ни во что не вникала!
– Ты понятия не имеешь, что я пережила за эти пять лет.
Он нахмурился, его лицо исказилось ненавистью.
– Я просто не мог узнать, что ты пережила. Ты даже не позволила мне увидеть новорожденного сына. Не дала возможности посмотреть, как он делает первые шаги, лепечет первые слова! Может, мне понравилось бы учить его приемам тхеквондо или езде на велосипеде!