– А я что, должна буду с братиком делиться всем? – задумчиво спрашивает Маша.
– Ну, желательно. Он же маленький.
– И конфеты свои отдавать?
Надула губы дочь и сложила руки на груди.
– И конфеты тоже. Когда он подрастет.
– Ну, вот борщ мне не жалко, – машет рукой Маша. – А ещё кашу буду ему откладывать. Решено!
Я качаю головой и усмехаюсь. Когда рассказывали дочери про то, что у нее появится брат, мы с Соней боялись, что она начнет ревновать. Хоть оба и понимали, что нет и не будет между нашими детьми никакого разделения.
Но Машка как–то сразу воодушевилась от новости. Постоянно подходила к Соне и прикладывала к ее животу свои ладошки. С самой серьезной миной разговаривала с братом, как обычно не умолкая.
– Павлик рассказывал, что маленькие дети вечно орут, пускают слюни и делают свои мерзкие дела.
Дочь сморщила нос, а я поставил тарелку с борщом перед ней.
– Ты была такая же.
– Нет, не была!
Маша начинает уплетать борщ, а я решаю сделать себе кофе. Подхожу к кофе–машине. И в этот момент слышу крик Сони из гостиной.
– Марк...!
Иду к ней и застаю жену, стоящей около дивана.
– Началось, – спокойно говорит Соня, а меня же наоборот начинает трясти. – Возьми сумку и звони Ирине.
Я словно раненый зверь метаюсь по комнате, не понимая с чего начать. Вроде слышал слова жены, но смысл их не сразу до меня доходит.
– Марк! Сумка!
– Тебе больно?
Заглядываю ей в глаза.
– Терпимо...
Сначала звоню врачу. Потом матери, чтобы приехала и осталась с Соней. Поспешные сборы и суета.
Мать появляется на пороге через пятнадцать минут. Обнимает Соню и что–то ей тихо шепчет на ухо. Та в ответ кивает и гладит ее по плечу.
До больницы добираемся быстро. Для меня все словно в тумане, в голове бьётся одна лишь мысль – лишь бы ничего не случилось.
Врач тут же направляет жену в палату. Я же сижу в коридоре, схватившись за голову, и лишь силой воли заставляю себя дышать. Мне кажется, что проходит вечность. Я то подскакивал на месте и кружил по коридору, то снова падал в кресло и замирал от беспокойства…
***
– Почему он такой красный?
Соня сидит в кресле, Мирон тихо посапывает у нее на руках. Маша стоит рядом с ними и неотрывно смотрит на брата.
– Потому что он ещё совсем малыш, Морковка, – отвечает Соня. – Давай, подойди поближе. Вам пора познакомиться.
Маша оборачивается и смотрит на меня. Я киваю, и она наклоняется над Мироном. Пристально смотрит на него, а потом касается его щеки своим носиком и трётся.
Брат посапывает во сне, и Маша отстраняется и заливисто смеётся. Берет в свою ладонь крохотную ручку Мирона и гладит второй рукой его по голове.
– Я буду давать тебе все свои конфеты, – серьезно шепчет дочь. – И любить тебя буду. И защищать.
Соня смотрит на наших детей. В ее глазах слезы и умиротворение. У меня самого буквально щемит в груди от переизбытка чувств. Кашляю, прочищая комок, вставший в горле и говорю.
– Придет время, и он сам будет тебя защищать, Морковка...
Ночью мы лежим с Соней в постели. Мирон, наконец–то, заснул и тихо посапывал в своей кроватке.
Я обнимаю жену, уткнувшись лицом в изгиб ее шеи. С наслаждением вдыхаю родной аромат и прикрываю глаза.
– Люблю тебя, – говорю и касаюсь поцелуем нежной кожи. – Больше жизни.
Соня разворачивается ко мне лицом. Даже в полумраке спальни я вижу, каким блеском горят ее глаза.
– Спасибо.
Говорю серьезно, удерживая взгляд жены.
– Как в той песне, да? – тихо смеётся она. – Спасибо за сына и за дочь. И за ночь.
Соня игриво приподнимает бровь. Но мне не до смеха.
– За то, что появилась в моей жизни. За то, что выбрала меня.
Соня счастливо улыбается и тянется ко мне. Кладет ладонь мне на щеку и тихо шепчет.
Коnец
