это теперь не имеет значения.
– Эмоции часто похожи на шторм. Захлестывает волнами, кажется, вот-вот пойдешь ко дну. Однако тучи рассеиваются, разум проясняется, и виден свет маяка. Двигаешься в его сторону, чтобы выбраться на сушу и крепко встать на ноги. Очевидно же, что ты не стоишь. В прямом и переносном смысле.
– Свет маяка оказался миражом. А вот про угрозы и атаки я ничего не знала, Нина просветила. Сопоставлять факты умею. Твое сотрудничество с Полиной вызывает у меня полнейшее недоумение. То есть с моим бывшим мужем можно решать все бескомпромиссно и жестко, а свое личное ты пытаешься обрубить помягче?
Григорий шумно вздыхает и убирает руки в карманы брюк.
– Я тебя услышал.
– Ты ведь знаешь, как большинство людей бесит эта фраза. Кто-то даже умышленно использует ее, чтобы вывести человека из себя. Это все, что я заслуживаю? Недоверие, молчание, игнор?
Нервозность дает о себе знать. Меня несет, и говорю я лишнее. Не то, что собиралась.
– Дай мне пятнадцать минут, Агния, и мы вернемся к нашему разговору. – Григорий звонит Дмитрию и просит его подойти.
Моя злость не поддается контролю. Каким-то чудом беру себя в руки. Все-таки я не могу подвести Шахова, хотя бы по одной простой причине – у нас совместный бизнес и общая репутация. Пока общая. Еще каких-то пятнадцать минут.
Дмитрий занимает место рядом со мной. Прошу его, после того как здесь все закончится, отвезти меня куда угодно, только не домой. Хочется вдоволь наплакаться вдали от бабушкиных глаз. В подробностях представляю свою многочасовую истерику и пропускаю момент, когда в зале появляются вооруженные люди в черных масках.
Охранник закрывает меня собой и поспешно ведет к выходу. Я почти ничего не вижу, вокруг суета, звон битой посуды, крики. Все происходит стремительно! Краем глаза замечаю, как Полину и еще нескольких человек укладывают лицом вниз. Шахова в том числе.
– Что происходит? – спрашиваю я у Дмитрия дрожащим от волнения голосом, пока идем через черный ход на улицу.
– Без понятия. Побыстрее, Агния Львовна.
Мы садимся в машину, припаркованную неподалеку от ресторана, Дмитрий с кем-то постоянно переговаривается. Завершив беседу, сосредоточивает внимание на мне:
– Полину задержали. И всех причастных к махинациям в компании.
Нервы натянуты как струна. Кажется, еще чуть-чуть и лопнут.
– Шахова тоже?
Дмитрий кивает.
«Дай мне пятнадцать минут, Агния», – словно на репите звучат слова Григория.
Минут? Не лет?
Охранник заводит двигатель, и машина трогается места.
– Платон Евгеньевич просил отвезти вас к нему домой.
Я заторможенно киваю, давая согласие. В таком состоянии явно не стоит ехать к бабушке. Да и неизвестно еще, что будет со мной и Ниной. Как-никак и мы причастны к делам Григория.
– Я думала, мы в офис к Платону Евгеньевичу едем, – говорю я, когда мы сворачиваем за город.
– Езерский распорядился отвезти к нему домой, – сухо отвечает Дмитрий.
Надо бы Нину предупредить, что Шахова задержали. Пишу ей сообщение, на которое она тут же отвечает, что в курсе и едет в участок.
Господи, ей-то что там делать?
Я пытаюсь думать о хорошем, но в голову лезут одни плохие воспоминания. А ведь было немало прекрасного! Где это все? Как мы с Григорием пришли к этой точке? Или с чего начали, тем и закончили?
Машина останавливается у кованых ворот. Дом у Езерского красивый, как с картинки. На мгновение ловлю себя на мысли, что мечтала недавно о таком же. И чтобы там бегали наши с Гришей дети.
Прикрыв глаза, я тру грудь с левой стороны.
– Все в порядке, Агния Львовна? – с беспокойством спрашивает Дмитрий.
Все отвратительно. Но вслух говорю другое:
– Еще какие-то распоряжения были? – Тянусь онемевшей рукой за клатчем.
– Было распоряжение – в случае чего во всем подчиняться Езерскому.
– Понятно.
Хотя ни черта мне не понятно! И с каждой новой минутой на душе становится лишь тяжелее.
В доме встречает домработница Платона Евгеньевича. Провожает в гостиную и предлагает чай. Что-нибудь покрепче бы выпить, но на сегодня с меня хватит алкоголя. Прошу принести стакан воды, а пока рассматриваю интерьер. Когда замечаю на лестнице мальчика лет семи-восьми, прихожу в изумление. Ребенок – копия Езерского. Но насколько мне известно, у правой руки Шахова нет семьи. И детей тоже.
– Привет, – здороваюсь первой.
Мальчик молчит и внимательно рассматривает меня.
– Ты моя новая няня? – практически не разжимая губ, спрашивает он.
– А ты здесь живешь?
– Я первый спросил.
– Я знакомая твоего папы и жду, когда он приедет с работы.
– Папа редко бывает дома.
Все-таки отец! Вот это да…
– А ты все это время один?
– С Надей. И еще иногда с Тьерой. А няни со мной надолго не задерживаются.
Женские имена ни о чем мне не говорят, но появление мальчика отвлекает от собственных проблем и переживаний.
– Хочешь поиграем? – предлагаю я.
Невыносимо сидеть на месте и смотреть в одну точку, думая о Шахове. Так можно и свихнуться.
– Правда? – бодро интересуется мальчик, слегка прищуривая глаза, чем сильно напоминает своего отца.
– Правда, – киваю.
Он тут же разворачивается и бежит на второй этаж. Возвращается через пять минут с какой-то огромной коробкой, на которой нарисованы колбы и химические элементы.
– Что это?
– Моя любимая игра. Здесь на каждой клетке цифра и химический элемент. Я обожаю читать про железо и олово. Да и про любые другие элементы таблицы тоже. Ты знаешь, что ртуть опасна для жизни и ее невозможно собрать руками? Я недавно даже специально разбил градусник, чтобы это проверить! – заявляет мальчишка с такой гордостью, что я невольно улыбаюсь.
– Это ведь опасно…
– Знаю. Но я все равно хотел проверить!
Улыбаюсь шире, разворачивая огромный лист картона. Расставляю фишки.
– Меня Ася зовут, а тебя?
– Артем.
Мальчик с интересом рассказывает о каждом элементе, на который попадает его или моя фишка. Восхищает, сколько всего ему известно, и еще больше удивляет, что это его осмысленное желание в таком относительно небольшом возрасте.
Впрочем, ничего необычного в этом нет. Кто-то любит про динозавров читать, кто-то собирает конструкторы, одни рисуют, а другие занимаются спортом или музыкой. Артему же нравятся химия и опыты.
– В будущем из тебя выйдет первоклассный ученый, – с восторгом произношу я. – Ты очень много знаешь!
– Нет, не выйдет. Папа говорит, что это все ерунда и мне надо изучать математику, чтобы стать продолжателем его дела. Еще он заставляет меня заниматься информатикой. А я ненавижу ее! – в сердцах выпаливает Артем и мгновенно закрывается.
Эти слова почему-то задевают. Григорий сделал мне предложение, мы говорили о ребенке в перспективе, но что, если Шахов будет таким же категоричным отцом, как Езерский?
– Папа прямо так и говорит? – уточняю на всякий случай.
– Да, – кивает Артем, отчего я возмущаюсь еще сильнее.
Это очень непедагогично! И не по-родительски!
С трудом удается включиться в игру после услышанного. Какой-то день противоречий.
Почти два часа мы с Артемом проводим за его бродилкой. Это здорово отвлекает. Но когда в гостиную заходит Езерский вместе с Шаховым, фишка падает из рук, а сама я подскакиваю с дивана, словно на меня вылили ведро холодной воды. Перед глазами летают черные мушки. Несколько секунд даже кажется, что у меня галлюцинация, а потом слышу голос Григория:
– Заберу кое-какие бумаги, и поедем домой, – говорит Шахов, и взгляд у него при этом такой, что меня словно пробивает током.
Ноги совсем не держат от слабости, опускаюсь обратно и смотрю вслед Григорию, который вместе с Езерским скрывается в кабинете. Отмираю, лишь когда Артем, спешно собрав нашу игру, пулей летит на второй этаж.
– Артем! – окликаю его, но мальчик даже не оборачивается.
Я собираюсь пойти за ним, но в гостиной появляется домработница и принимается убирать за нами посуду. Мы с Артемом устроили небольшое пиршество, пока играли.
– А почему Артем ушел? Я его чем-то обидела? – интересуюсь у нее.
– Не вы. У него сложные отношения с отцом. Платону Евгеньевичу побольше бы внимания уделять сыну…
– Надежда! – доносится строгий голос Езерского, отчего мы обе вздрагиваем.
Григорий и его помощник, оказывается, уже вышли из кабинета.
– Да-да, не мое это дело, но однажды все плохо закончится. Помяните мое слово!
– Вашего совета никто не просил.
Домработница, шумно вздохнув, ставит чашки на поднос и уходит.
– Поехали? – Взгляд Шахова мельком задевает мои трясущиеся руки и поднимается к лицу.
Сердце в груди радостно дергается от мысли, что Григорий на свободе. Это ведь говорит о том, что он невиновен? Или о том, что у него хороший адвокат…
– Завтра после обеда подъезжай в офис, еще раз посмотрим бумаги.
– И подсчитаем убытки? – Григорий приподнимает уголок
