таким образом решил тебя поддержать. В конце концов, для него масштаб примерно такой, раз он так уж богат.
— Из твоих уст всё звучит слишком просто, — с сомнением отвечаю я. Всё-таки это очень странный совет, и такое же странное сравнение от человека, которого я сто лет знаю. Он всегда дул на воду, не то, что на молоко. — Кто ты, и что сделал с Давидом, которого я знаю?
— Это всё еще я, Эмма, — хмыкает в трубку он. — На самом деле, мне понравилось, что твой дровосек позвонил мне. Сказал, ты только мне доверяешь, так что мне и договор составлять. Так мы с тобой будем точно знать, что подвоха нет.
Да, это похоже на того Егора, которого я начинаю узнавать. И если всё так, то мне очень повезло, знать бы еще за какие такие заслуги мне это.
— Я и так знаю, что нет подвоха, Давид, — отвечаю я и тихонько выдыхаю, собираясь с мыслями. — Кажется, я влюбилась.
— Я догадывался и это очень хорошо, дорогая. Я переживал, что после Марка ты замкнешься в себе, но это… это лучше, чем я мог себе представить. Пути господни неисповедимы, правда?
Его голос теплый и какой-то очень родной. Родственный, как если бы у меня был брат. Это дорогого стоит. Так что я всё-таки расслабляюсь и закрываю глаза на секунду. А когда открываю, точно знаю, что так и есть. И если моя извилистая дорожка привела меня именно сюда, значит, была для этого какая-то причина.
— Правда, Давид. Чистая правда.
.
Я держу в руках ключи и не могу поверить. Рядом стоит совершенно счастливый Егор, держит в руках два договора. Первый — его, где указано, что он купил строение, то есть вот этот самый домик. Второй — дарственная, с его подписью, но без моей. И без нотариуса пока, конечно. Но я даже не пытаюсь думать о том, что он может меня кинуть.
Нет. Этому мужчине я решила довериться. Ну и потом, а что я теряю?
Я понимаю, что не так уж много времени осталось до моей долгожданной свободы, так что решаю пока сделать ремонт, а потом уже оформлять всё. Да и торты я пока пеку просто так, по-соседски, но они пользуются популярностью уже сейчас.
Я выхожу на крыльцо и вдруг понимаю, что всё хочу тут сделать своими руками. Абсолютно всё. Но я не сумасшедшая, так что черновую отделку отдам бригаде рабочих, которую мы собеседуем сегодня вечером, а потом уж буду всё сама. Хотя, по поводу чистовой отделки я пока тоже думаю, но не хочется тратить еще больше денег, да и творчество грает в крови и пятой точке.
В какой-то момент я просто бросаюсь на шею своему дровосеку, а он подхватывает меня, как пушинку, и кружит. Раньше я бы сказала что-то вроде «фу, какая банальная сцена, как из мыльных опер», но сейчас я сама внутри этой мыльной оперы и просто получаю удовольствие.
— Да, Давид, я на месте, договор видела, подпишу, когда получу развод. Как это, заседание перенесли? Почему? Вот гад какой…
Кому это он на лапу дал, чтобы заседание перенесли, они же права не имеют это делать! Было у меня меньше двух недель, а стало больше трех. Злость меня просто распирает, аж руки чешутся подержать почти бывшего мужа за шею. Но в моих силах сейчас только ждать.
В конце концов, нас всё равно разведут. Надо просто заняться чем-то, а дел у меня как раз достаточно. И я же сама говорила, что никуда не спешу. Что за огонь загорелся?
Следующие несколько дней я выбираю мебель, цвет оформления, рисую наброски цветов и волшебных птиц, которые хочу перенести на стены. Но внутри что-то не дает мне успокоиться. И вскоре я узнаю, что не так — в один прекрасный момент мне звонит любовница мужа. Опять.
— Я не стала бы дергать тебя по мелочам, — говорит она тут же, даже без приветствия и мне становится любопытно, как Марк выбрал себе такую невоспитанную особу. Ведь меня он поправлял без конца, края и причины.
— Что тебе нужно? — стараюсь звучать спокойно и холодно. Она и вправду уже не так ранит меня, осталось только брезгливость какая-то, но не больше. Измену я благополучно пережила, видимо.
— Ресторан. Он убыточный, тебе он не нужен, ты же уехала. Оставь его Марку, — говорит она прямо. Знает чего хочет и надеется получить. Поразительная наглость.
— И почему я должна вдруг отдать ему то, что по праву мое?
— Потому что я беременна, — звучит в трубке глухо и я задерживаю дыхание.
Сердце пропускает удар, а потом срывается в пляс. Вот это да.
Меня затапливает боль и непонимание, ведь со мной он детей не хотел, и я из-за него потеряла столько лет! Могла бы уже быть мамой первоклашки. И тут…
— Какое мне до этого дело? — выдавливаю из себя я.
— Ты не позволишь ребенку остаться на улице. У нас больше ничего нет, так что он не остановится, — отвечает она тихо. — Он пойдет на всё.
— Не вижу связи, — буркаю я в трубку и нажимаю кнопку отбоя.
Но она права, как бы я не злилась, а о ребенке начинаю думать. Больная мозоль, вот как это называется.
Я всё равно сто раз прокручиваю в голове этот разговор в следующие пару часов. Она беременна. Она, блин, беременна. Интересно, как Марк отреагировал? Он же чайлдфри. Или это только со мной?
Да плевать! Ничего я ему не отдам. И вообще, сама виновата, нечего было лезть в постель к женатому мужику. Глядишь, не пришлось бы думать, на что жить.
Но где-то в сердце остается тупая игла, которая колет меня каждую секунду.
Она беременна.
У меня пока нет детей, восемь лет я их хотела, мечтала о них, но получить никак не могла. А она получила всё меньше, чем за год.
Всё, что теперь может меня успокоить — это покраска стен. И именно ее я и выбираю, чтобы отвлечься.
.
Ладно, покраска
