– Элизабет, расскажите мне о России, – сказал Рой Шелли, когда спустя несколько часов они сидели за столиком на увитой бугенвиллеями террасе ресторана.
– Господи, Рой, разве можно рассказать о России вот так, за ужином? Это такая огромная страна, с такой сложной, тяжелой историей…
– Я понимаю. Но расскажите тогда о вашей России.
– Что это значит?
– Ну о том, как и где вы живете, работаете… Что любите там, что не любите…
– А вы что-то хотя бы знаете о России, вы читали русских писателей?
– Стыдно признаться, но нет. Видел в театре пьесу Чехова… Не помню названия. Это ведь очень знаменитый драматург, да?
– Да, – обескураженно кивнула Лиза.
– Ну хорошо, вам трудно… Тогда расскажите о вашей бабушке. Мне показалось, что это в высшей степени приятная леди…
– О бабушке? – обрадовалась Лиза. – О бабушке рассказывать легче, чем о России. Даже о моей России. Бабушка… Она меня вырастила одна, я очень рано осталась без родителей. У бабушки была трудная жизнь, ей едва исполнилось одиннадцать лет, когда ее отца арестовали… А потом и маму…
– Арестовали? За что?
– Рой, вы настолько ничего не знаете о России? О том, что у нас творилось в тридцатые годы? О сталинских репрессиях?
– Нет-нет, я, конечно, знаю, я слышал… что-то читал… Сталин, да, я знаю… Ваша бабушка стала жертвой сталинского террора?
– Блин, как с тобой разговаривать? – ошалело пробормотала по-русски Лиза. – Ты как с другой планеты…
– Что вы сказали?
– Да нет, это так… ерунда… Да, бабушка стала жертвой… Попала в детский приют… но ее отыскала подруга ее матери и чудом вытащила оттуда…
– Почему – чудом?
– Потому что она считалась членом семьи «врагов народа».
– Вы хотите сказать, что бабушка попала в детскую тюрьму?
– Ну что-то в этом роде…
– А родители ее погибли?
– Мать погибла, а отец просидел много лет, после смерти Сталина он вышел, но прожил только полгода и умер, он был безнадежно болен… Так вот, бабушку вырастила подруга ее матери, прекрасная женщина. В сорок втором ей удалось удочерить ее как осиротевшую во время войны девочку, якобы забывшую все прошлое. И бабушке не пришлось потом писать в анкетах, что родители репрессированы… Но ее всегда это мучило, она считала, что таким образом предала их память. Но это другая история. Бабушка потом поступила в Московский университет, где и познакомилась с моим дедом, который только вернулся с фронта, он преподавал там на историческом факультете. Они поженились, родилась моя мама. Бабушка стала заниматься литературными переводами, она знает четыре языка: французский, испанский, итальянский и португальский. Немецкий и английский тоже знает, но не переводит с них.
– А вы прекрасно говорите по-английски.
– Спасибо.
– Продолжайте, Элизабет, прошу вас.
– Да что продолжать… Маме было десять лет, когда дедушка умер, ему не исполнилось и сорока. На фронте его ранило, от этой раны и умер. А бабушка осталась с маленькой дочкой.
– Бабушка больше не вышла замуж?
– Нет, у нее было много романов, но замуж не вышла. Не хотела сначала отчима маме, а потом, когда я осталась сиротой, считала, что ей уже поздно замуж выходить с внучкой на руках… Но бабушка у меня красавица, у нее всегда было много поклонников.
– А у вас? У вас много поклонников? – Он смотрел на нее с ласковой улыбкой.
– Не то чтобы много, но есть.
– Вы, наверное, похожи на бабушку?
– Похожа, но несильно. У бабушки карие глаза, а у меня серо-зеленые. А теперь, Рой, вы должны рассказать о себе.
– Но вы же о себе ничего не рассказали. Хотите, расскажу вам о своем дедушке? – со смехом спросил он.
– Хочу!
– Хорошо. Я сегодня расскажу о дедушке, а завтра об отце и матери. Но и вы завтра расскажете о ваших родителях… Ох, простите, вам, наверное, это тяжело. Элизабет, я заметил, что вы рассердились на меня за то, что я мало знаю о России. Но ведь и вы, вероятно, мало знаете об Австралии.
– Ну почему же! – вздернула брови Лиза Кот, девочка из интеллигентной московской семьи. И рассказала этому красивому невежде то, что знала о его континенте из множества книг, фильмов, телепередач, рассказов Ады, из Интернета, в который лазила в те дни, когда собиралась втирать очки господину адвокату относительно австралийского жениха. А тот не поверил, что Рой Шелли существует.
– Потрясающе! – воскликнул Рой Шелли. – Элизабет, все русские женщины так хорошо образованы?
– Конечно нет, но мы все-таки интересуемся всем миром, а не только своими овцами.
– Простите! Я и вправду всегда был далек от России, русских практически не знал, вот только Ада… И она так меня заинтересовала рассказами о вас…
– Ну так что там с вашим дедушкой?
– Лиза, помилуйте! Мой дед не представляет никакого интереса для образованной леди. Он разводил овец, еле-еле читал и пил, не просыхая.
– У вас был только один дед?
– Второго моего деда, кажется, не знала даже моя бабка. Она была хозяйкой маленького портового кабачка, и кто из ее приятелей был моим дедом…
– А ваш отец?
– Мой отец пел в опере. У него роскошный баритон. Он не был особенно знаменит, но все-таки пел в лучших театрах мира, женился на своей аккомпаниаторше, и тогда родился я, а потом еще двое моих братьев.
– А ваши родители живы?
– Да. Отец преподает пение, и мама до сих пор ему помогает. Они на редкость красивые старики. Но я нечасто их вижу. Они живут в другом городе, там же, где мои братья.
Они ели, пили, разговаривали, он держал ее руку, смотрел в глаза, голос его мало-помалу становился все более глубоким, взволнованным, в глазах появился опасный блеск. Лизе нравилась эта игра, она давно в нее не играла, казалось, забыла ее правила, но инстинкт подсказывал ей, как вести себя. И она вдруг ощутила вполне недвусмысленное желание, ее глаза загорелись, словно зажегшись от его глаз, хотя говорили они о чем-то совершенно постороннем, но, как ни банально это звучит, слова и не были нужны. Но вдруг до Лизы донесся знакомый запах сигарет «Питер Стьювизант». Она вздрогнула и в испуге огляделась. За соседним столиком сидела компания итальянцев, и двое мужчин курили именно эти сигареты.
– Что случилось, Элизабет? – насторожился Рой.
– Ничего, просто померещилось…
Но очарование было нарушено, хотя Рой пытался продолжить тему.
И какого черта я дернулась? Ну курят какие-то идиоты, подумаешь… Все испортила, дура, во всем виноват Сметанин, черт бы его побрал! Мне на секунду захотелось поверить, что это он… Ну можно ли быть такой коровой! Как будто табачная индустрия выпускает этот сорт сигарет персонально для господина адвоката… И до каких пор он будет мешать моей личной жизни? Не выйдет! Хрен ему в грызло!
