От бесконечных тяжёлых раздумий между бровей залегла скорбная складка. Старею, - думала про себя Светлана, разглядывая складочку в зеркале. Она теперь дольше прежнего стояла по утрам перед трельяжем. Боязнь опоздать на работу исчезла. Ходить в школу стало тяжело. Общественное мнение, ранее пребывавшее в относительном равновесии, качнулось в отрицательную для Светланы сторону. Её начали побаиваться и откровенно недолюбливать. Прежде всего ученики. Светлана видела эти перемены по отношению к себе. И страдала ещё больше. Опять никому не нужна, всеми нелюбима. Из принципа она старалась вести себя, как и прежде. Пыталась имитировать лёгкие доброжелательные нотки, когда-то, в доорловский период, ей свойственные. Впрочем, имитация и есть имитация. Школьников не обманешь. Нужно было тем или иным способом переламывать ситуацию. Для начала хотя бы обсудить. Только не с родителями. Родителям про историю с Орловым рассказывать стыдно. Дрон недавно женился. Как-то неудобно его сейчас беспокоить. Светлана сунулась было к Галине Ивановне - поговорить, обсудить возникшую проблему. Напоролась на жёсткое:
- Учитесь властвовать собою, Светлана Аркадьевна.
Второго урока не потребовалось. Со своими проблемами разбирайся сама, не грузи окружающих, бери пример с завуча. Действительно, Галина Ивановна, по наблюдениям Светланы, отличалась редкой самодостаточностью. Её раздражали обсуждения различных проблем, неурядиц между коллегами. Её приводила в открытое негодование манера той же Панкратовой каждому второму повествовать о своих житейских обстоятельствах, рассуждать на тему житейских перипетий учеников. Она с трудом переносила стенания Танечки Шергуновой. Душа Галины Ивановны была наглухо застёгнута, отгорожена от окружающего мира. И прежняя симпатия к ней начала потихоньку, незаметно оставлять Светлану.
Учебный год тем временем набирал обороты. Уже к концу второй четверти Светлана казалась себе выжатым лимоном. Может, потому что радости работа не приносила. Удовлетворения от хорошо выполняемого дела не было. Наоборот, изрядный дискомфорт ощущался. Как бы в противовес данному обстоятельству возникла новая тенденция в повседневности. Бывшие одноклассники. С ними Светлана пересекалась всё чаще. То на улице, то в магазине. И теперь она не пробегала мимо, торопливо кивнув вместо приветствия. Останавливалась и приветливо болтала с четверть часа, выслушивая разные новости и соображения фактически малознакомых людей. Оттягивалась, как сказала бы Малькова. Вот странно, пустая болтовня эта, ранее вызывавшая раздражение, теперь помогала чувствовать себя не хуже других.
- А ты, Светка, ничего, - сказал как-то Рома Павлов, чеша в затылке. - И почему мы тебя в классе не любили?
- Потому, что не знали и знать не хотели, - легко, без обиды откликнулась Светлана. Перевела разговор на более приятную тему. Роме её маневр понравился. Он добродушно ухмыльнулся. С тех пор сам непременно окликал её при встрече. Общие темы для интересной беседы находились часто. Павлов работал в районном отделении милиции. Тоже искал себе место поприличнее, поспокойнее. Иногда звал:
- Переходи к нам в ИДН. У нас всегда инспекторов дефицит.
- Ага! Я в школе-то с некоторыми педагогически запущенными справиться не могу, а у вас со всего района шпана. Да ещё какая! Сливки! Наши трудные ей в подмётки не годятся. Каторжный труд за ту же зарплату.
- Ну, как знаешь, - вздыхал Павлов. Потом оживлялся:
- У нас зато перспектива роста есть.
- То-то ты растёшь, - смеялась Светлана. - И потом, менять школу на милицию всё равно, что шило на мыло.
Павлов не спорил. Угощал очередной байкой из своих милицейских будней и бежал дальше по неотложным делам. Светлана же отправлялась домой с немного оттаявшим сердцем. Ещё задерживалась во дворе, недалеко от своего подъезда. Там почти всегда кто-нибудь из бывших одноклассниц гулял с коляской или с начинающим ходить малышом. Здесь разговоры велись другие. Девчонки говорили только о детях, иногда для разнообразия о мужьях. Светлана внимательно выслушивала сообщения о появившемся зубе, о запорчике, о капризах, упрямстве. Сама отвечала на вопросы. Педагог вроде как. Даже стала специально почитывать необходимую литературу, чтобы вовремя дать дельный совет. Через некоторое время заметила: её появлению во дворе начали радоваться, подзывать, угощать сигареткой или какой-нибудь сладостью, прихваченной на улицу для собственного чада. Светлана не курила, потому сигареты не брала. А сладости… Она же не маленькая. Пусть ребёнок сам ест.
В редкие свободные вечера Светлана позванивала сёстрам Корнеевым. И для очистки совести, и не желала терять связь. С сестричками не всё просто обходилось. То они радовались звонку, разговаривали по часу и больше. То без видимых причин раздражались, цедили сквозь зубы. Чаще раздражалась Лена. Лариса была мягче, покладистей и смешливей.
Звонила Светлана и Дрону. Раза три. Этого хватило для возникновения стойкого убеждения - Дрон начал попивать. Допустимо было, конечно, сомневаться в сделанных наблюдениях, уговаривать себя не спешить с выводами. Да только однажды случилось вовсе невероятное. Позвонил Скворцов.
- Светка! Очень нужно встретиться.
- Зачем? - поразилась Светлана.
- Нужно, - упрямо буркнул Лёха.
У Светланы буквально проплыло перед глазами лицо Скворцова. Впалые щёки, брови в линию над колючими глазами, удлинённый хрящеватый нос, брезгливо поджатые узкие губы.
- Нужно, так нужно, - слегка враждебно отозвалась она. - Говори, где и когда. Но учти, я могу только в субботу, в воскресенье.
Договорились встретиться в субботу, во второй половине дня у памятника Пушкину.
Скворцов оказался сверхпунктуальным. Светлана вышла из дома с запасом в десять минут. Когда же добралась до назначенного места, Лёха уже топтался возле чугунных цепей, огораживающих памятник. Как всегда выглядел недовольным. Но и растерянность непривычная проскальзывала в лице. Встревоженность, что ли? Светлана замешкалась на несколько секунд, решая, как правильно вести себя с Лёхой. Непонятная робость вдруг смутила душу. Потом решилась-таки и летящим шагом направилась к нему.
- Ну, привет, Кравцова, - буркнул Лёха. Как всегда, враждебно. Однако мелькнула в глубине его колючих глаз крохотная искорка радости.
Битый час проговорили они, сидя на одной из скамеек у фонтана. И всё о Дроне. Лёха собирался спасать друга. И хотел, чтобы Светлана помогла ему в этом. Дрон и впрямь опять начал пить, стремительно набирая обороты. Лёха рассуждал. Светлана в основном слушала, обдумывая полученную информацию. По словам Скворцова, серьёзной зависимости от спиртного пока не было. Если Юрка не хотел, то и не пил, легко отказывая себе в сомнительном удовольствии. Но беда как раз и заключалась в желании Юрки напиваться до бесчувствия. И это тогда, когда дела друзей медленно, зато вполне уверенно двигались в гору. Они назанимали денег, закупили всё необходимое, получили разрешение в районных и окружных инстанциях, прокладывали какую-то районную сетку, собирались становиться провайдерами. Или нечто в том же духе. Светлана толком не поняла, а расспросить подробнее постеснялась из боязни услышать “ну, ты и деревня, Кравцова”. Сетки какие-то, подъезды, крыши, провайдеры. Вот что такое провайдер? Если переводить с английского дословно, получится “обеспечиватель, предоставитель”. Но сам термин Светлана слыхала чуть не впервые.
