Перри был привлекательным мужчиной с длинным узким носом, миндалевидными глазами и широким ртом. «Будь он чуть повыше и не начни лысеть, то в нем еще было бы все, что надо», — подумала Карен, удивляясь себе. Раньше она не обращала внимания на то, как выглядит Перри. А чем вызвана ее наблюдательность сейчас? Не объясняется ли она тем, что она впервые видит Перри в гостях без Джуны?
— Джефри рассказал мне об интервью с Эл Халл. Не особо круто? Когда его покажут?
— Обещают на следующей неделе, но не точно.
— Она была солнышком, или как?
— Солнышком? — Карен засмеялась, припомнив холодные глаза Эл. — Ты спрашиваешь, была ли Эл Халл солнышком? Я думаю, что другое слово на «с» будет точнее. Если она хоть отдаленно напоминает тебе солнышко, то ты здорово отстал от жизни. Эта женщина ест вице-президентов телерадиосетей за завтраком. Если ты надумаешь пригласить ее на свидание, то лучше истрать свое время на овдовевшую паучиху, что будет к тому же безопасней.
— Я пытался поухаживать за несколькими, но они ответили, что заняты стиркой своей паутины. А жаль! Это была бы легкая смерть.
И он криво ухмыльнулся. Но ухмылка не могла скрыть серьезность намерений.
— Неужели все так плохо? — спросила Карен.
— Я бы подыскал другое слово в качестве первого приближения — агония…
— Ты в обиде на Джуну? Я имею в виду ваш разрыв.
— Нет, конечно. Обычные трудности совместной жизни с творческой личностью: смена настроений, сверхчувствительность и самоуглубленность.
— Да-а… И с Джефри не просто.
Какое-то время его лицо выражало полное недоумение, он поднял брови в немом вопросе: «Ты спятила?»
— Ты грандиозна, Алис! — выдавил он со смешком неплохую пародию на Ральфа Кармдена.
Карен хотела было спросить его о смысле шутки, но тут открылись вращающиеся двери.
— Мне кажется, что-то случилось на кухне, — вмешалась в разговор Дефина.
Карен принюхалась. Пахло горелым.
— Вот черт! — выругалась она и бросилась из гостиной на кухню. Дымились сожженные лепешки на сковородке. Проклятье, куда делась миссис Фрамптон?
— Хлебный завтрак в стиле Давида? — спросила Дефина.
— Боже! Посмотри, не осталось ли у меня в морозилке что-нибудь взамен? И включи вентилятор — проветрить кухню. Может быть, успеет проветриться до их возвращения.
— Не получится.
И в подтверждение пророчества Дефины к ним вошла Белл.
— Как, ты не поставила таймер плиты? Ведь это так просто — включить таймер.
— Я не знаю, как эта проклятая штука работает, — ответила Карен матери.
— В ее собственной кухне она все знает о работе своих приборов, — сказала Белл, сбивая с толку Дефину, но Карен знала, что в третьем лице она говорила о себе, и тяжко вздохнула.
Снова открылась кухонная дверь, в которой показалась голова Сильвии.
— Что-то случилось? — спросила она с деланно-невинной озабоченностью.
Почему Карен показалось, что свекровь рада ее неудаче?
Дефина ответила Сильвии:
— Сейчас поджарится зубатка. Что вы больше любите — сильно прожаренную капусту или чуть-чуть сырую?
— О, не беспокойтесь, — пробормотала Сильвия и попятилась из комнаты.
Белл тоже ушла.
— Сильно прожаренная капуста? — переспросила Карен со смехом. — Ведь даже ты не любишь ее.
— Дерьмо! Она-то этого не знает. Они не поняли юмора, потому и убрались отсюда.
Дефина открыла дверцу холодильника.
— Плохо дело: здесь почти ничего нет. Впрочем, есть три коробки замороженных полуфабрикатов кекса. Выброси эту сковородку и налей немножко масла на противень.
Подруги занялись готовкой, и скоро кексы жарились в духовке.
Промелькнувшая в голове мысль не доставила Карен удовольствия. Она до сих пор не сообщила Дефине о врачебном заключении доктора Голдмана. Но спешить некуда — впереди еще целая жизнь. Вместо этого она спросила:
— Как тебе нравится Перри?
— Кажется, он очень мил.
Дефина собрала пустые коробки и выбросила их в помойное ведро.
— Настолько мил, что ты могла бы пойти с ним на свидание? Он был женат на поклоннице Джефри, но теперь они развелись, и он свободен.
Дефина прервала занятие готовкой и уперлась руками в бока.
— Во-первых, парень в шоке; во-вторых, он белый, а я с этим покончила. Я больше не связываюсь с белыми. Мне и так слишком одиноко. К тому же это повредит дочке, которая до сих пор не решила, считать ли себя белой или черной. И наконец, он ростом мне по пояс, что может быть в сексуальном плане и достоинством, но я предпочла бы научить высокого становиться на колени. А если бы я и увлеклась им, чего, заметь, не произошло, то помешала бы твоей золовке клеиться к этому белому коротышке.
Во время тирады Дефины незаметно вошел Арнольд. Карен подняла глаза от плиты и увидела отца, стоявшего, прислонившись к стене.
— Хочешь еще кофе? — спросила Карен.
— Можно немножко, если есть. У тебя такой кофе — «Пепто»?
— С тобой все в порядке? — спросила Карен.
Он выглядел не очень хорошо. Неужели она все испортила этой рыбой?
— Да ладно, как обычно, — успокоил он ее.
Она предложила ему пару розовых таблеток, и он ушел.
Миссис Фрамптон появилась на кухне, когда Карен с Дефиной удалось уже все привести в порядок. Где она была?
— Дожарьте кексы, это займет минут десять, и принесите, выложив их на поднос, — сухо распорядилась Карен.
Она ничего не сказала про сожженную сковородку. Миссис Фрамптон смерила ее безразличным взглядом. Дефина открыла дверь, взяла Карен за руку и отвела к гостям, которые до сих пор обсуждали работы Джефри.
— Картины замечательны, они просто прекрасны, Леонард, — сказала Лиза, и муж угрюмо кивнул в знак согласия. — Ты так не считаешь?
— Считаю, — сказал он.
Лиза вздохнула. Как обычно, Сильвия была около Джефри. Она держала его за руку.
— Ты ведь видела его работы? — спросила она Карен. — Не правда ли, они удивительно хороши? Они такие… ну, как старая магия.
Старая магия не имела никакого отношения к обнаженным, которых писал Джефри. Он называл свои работы штудиями и объяснял Карен, что пишет их только для того, чтобы восстановить технику. Но они не носили характер пробных грубоватых работ — типичных для штудий. Они были вылизаны до конца и очень откровенны. Старая магия! Карен улыбнулась свекрови. Самый доброжелательный критик художника — его мать. Джефри сиял. Но Карен не могла не заметить, как поморщился Перри. Ну что ж, поскольку Джефри долго не писал, то сейчас он вряд ли готов был выслушать что-нибудь, кроме льстивого восхищения.
